Магия безумия

Я хватаюсь за туго натянутую цепь – единственное, что нас надежно соединяет, – жалея, что мы не держимся за руки. На глаза наворачиваются слезы.

– Джеб, а что, если я не смогу тебя спасти?

– Исключено. – Джеб продевает пальцы сквозь звенья цепи на своем конце. – Помнишь тот вечер, когда погиб мой отец?

Я киваю.

– Мы пришли к вам. Твой папа сварил нам горячий шоколад. Потом он ушел спать. Джен и мама заснули на кушетке. А мы с тобой сидели на кухне и разговаривали до пяти утра.

Я не понимаю, куда он клонит. И от его слов мне ни капли не становится легче. При воспоминании о том, как много Джеб страдал, мое тело как будто тяжелеет.

– Благодаря тебе я пережил самую темную ночь в своей жизни, – говорит он. – И в дальнейшем именно ты удерживала меня на плаву. Ты каждый день ходила со мной кататься, все время писала эсэмэски…

– Приходила посмотреть, как ты чинишь велосипед или что-нибудь красишь…

Вместо рук соприкасаются наши взгляды, и суровый стойкий Джебедия Холт вдруг кажется таким беззащитным…

– Ты мой лучший друг. Даже если что-нибудь пойдет не так, ты сумеешь мне помочь.

Он так верит в меня! Я всхлипываю.

– Я не хочу быть здесь одна…

Джеб смотрит на мои крылья, и его губы стягиваются в нитку. Очевидно, он борется с побуждением утянуть меня с собой вниз.

– Единственное, в чем Морфей не соврал, – это что ты можешь о себе позаботиться. И я должен был это понять, потому что ты годами заботилась обо мне. Так что держись, Алисса Виктория Гарднер.

Я чувствую прилив надежды. Джеб и впрямь заставил меня поверить, что я справлюсь.

– Хорошо.

– И еще, Эл, – говорит он, стиснув зубы. – Не важно, что случится, но мы всё равно найдем друг друга. Ты мой страховочный трос. И так будет всегда.

От этих слов в моей душе происходит что-то странное – сердце одновременно разрывается и исцеляется. И, прежде чем я успеваю ответить, Джеб отстегивает цепочку. Я так сильно бью крыльями, чтобы уравновесить нас, что, оставшись одна, вылетаю из пропасти, как пробка.

Инерция толкает меня против ветра. Косы бьют по лицу, и я вспоминаю, как Элисон боролась со своими волосами во дворе лечебницы. Но я, в отличие от нее, не стану жертвой. Я овладею силой, от которой она отреклась. Это единственное, что поможет мне уцелеть и спасти Джеба.

Я откидываю волосы с лица, ставлю крылья под углом и поворачиваю к саду. Страх высоты возвращается, и я опускаюсь слишком низко и слишком быстро. Поросшая травой земля несется мне навстречу.

Я вскрикиваю и закрываю глаза. От сильного удара у меня звенят все кости, и я качусь, свернувшись клубком, чтобы преодолеть инерцию. Крылья и цепочка оборачиваются вокруг тела так туго, что, остановившись, я едва могу пошевелиться.

Поерзав, чтобы убедиться, что ничего не сломано, я пытаюсь раздвинуть крылья и высвободить лицо. То, что спасло жизнь нам с Джебом, теперь душит меня, как смирительная рубашка. При каждом вдохе белесая пленка все туже облепляет нос и губы.

Воздух кое-как просачивается сквозь нее, но я, замотанная в кокон, ничего вокруг не вижу. Зато ощущаю какую-то вонь, как будто я упала в навозную кучу. Чье-то горячее дыхание касается моего тела.

Кто-то обходит меня со всех сторон… обнюхивает… От ужаса перехватывает дыхание.

Я притворяюсь мертвой, когда что-то обвивает мои лодыжки и тянет. Очень хочется закричать, но я подавляю вопль, и он обжигает грудь изнутри.

Я движусь вниз с холма – значит, меня тащат прочь от пропасти, в сторону густого кладбищенского леса в дальнем конце долины.

Есть три проблемы: я не могу ни сопротивляться, ни хотя бы увидеть, кто захватил меня в плен; я удаляюсь от Джеба; и, наконец, я вот-вот окажусь одна в недрах Сада Мертвых, где вокруг не будет никого, кроме покойников.

16 Тишина

Бежать не получается. Как бы я ни сосредотачивалась на цепочках и веревке, которыми спутаны мои ноги, я не могу их оживить. Мне мешает клаустрофобия.

Я уверяю себя, что закутана в уютное одеяло, но мозг отказывается в это верить. Когда мы наконец останавливаемся, крылья у меня болят, спина и копчик тоже.

Я тихонько дышу, а надо мной происходит странный диалог.

– Олухи, олухи, олухи! Она не пахнет с-с-смертью!

– З-зато выглядит как мертвая! З-зато выглядит!

Плохая новость: они догадались, что я живая. Что еще хуже, насчет них я не уверена. От запаха разложения дерет горло. С другой стороны, судя по звукам, мои похитители невелики. Может быть, это зомби-лилипуты.

Я дико пугаюсь от этой мысли и с трудом подавляю плач.

Веревка на лодыжках распускается. Скоро они освободят меня из моего кокона. И тогда мне придется встретиться с ними лицом к лицу. От волнения сердце начинает бешено биться.

– Мы з-здес-сь, чтобы дос-с-ставлять только мертвых. С-слиз-знецы не одобряют ш-шибок, – пронзительным голосом говорит одно из существ.

– Ш-шибки – не с-самая большая наш-ша блем-прома.

– Да, да. Ош-шибки-шки – не наша вина. Первая Сестра про-с-сила нас-с дос-ставить ее сюда.

– Прос-сила или нет-с, но Вторая С-сестра нас-с повес-сит! Нельз-зя принос-сить ж-живеньких Дыш-шателей и Говорителей. Нельзя, нельзя, нельзя!