Магия и прочие приключения

Нирри глухо прокашлялся, попытался встать, но то ли не смог из-за тяжести жировых складок и золотой цепи на шее, то ли поленился. Плюхнулся на скамью и скрипуче произнёс:

– Я так и не услышал в перечне ничего о плодах работы наших доблестных дознавателей. Их дела забыли внести в отчёт, или духовные преступления сегодня обнаруживают лишь светские власти бесталей?

Это был неприкрытый плевок. Арестис скривил тонкий хищный нос, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Тидер вскочил и на целый зал – все дремавшие проснулись – рявкнул:

– Мы занимались расследованиями весь квартал! И результаты сейчас, здесь представит аббат Рефинье!

– Рефинье же не дознаватель? – нарочито степенно удивился Нирри.

– Именно. Он представит отчёт как третья, не заинтересованная сторона.

Тидер понимал, что это не по порядку. По залу пробежал ропот, все взгляды скрестились на Ульцихе. Он покосился на Верховного дознавателя, сел и внушительно произнёс:

– Аббат Рефинье, можете представить свой доклад.

Рефинье невозмутимо двинулся к центру зала, выбивая подкованными каблуками эхо из каменного пола. Тидер затаил дыхание, глядя, как друг спокойно оглядывает слушателей, словно он не в кольце могущественнейших людей государства, а на лекции у бесталей в универсуме. И «пауки» притихли, как учащиеся.

– Досточтимый капитул! Самые грязные пороки проникли в Церковь, и сейчас вы узнаете обо всех, кто запятнал свою сутану, поимённо, с приложением свидетельств и доказательств…

Как опытный лектор, аббат не смотрел в бумаги, поднося лист к глазам лишь тогда, когда зачитывал очередное свидетельское показание.

–…девица Кикуль из Весёлого квартала свидетельствует, что аббат Нирри неоднократно посещал её, в том числе и в дни поста… о том же свидетельствует девица Агрит, которая нынче находится в Обители кающихся…

Нирри неприятно щурился, и Рефинье решил не зачитывать в дальнейших показаниях имена свидетелей. Эдак их завтра могут не найти.

–…в коллегиате Монлорье трое каноников свидетельствуют о мужеложестве, девять – о нарушении поста отдельными членами общины, и многочисленны свидетельства крестьян и купцов о необоснованных поборах…

Рефинье переложил листы в руках, слушая тяжёлое дыхание присутствующих здесь обвинённых. Сонливости в зале как не бывало – не каждый день могущественным людям в лицо бросают такие обвинения. Писарь нервно строчил протокол, благо, нить из чернильницы тянулась прямо к кончику пера, избавляя от необходимости всё время его обмакивать.

–…в связи с вышесказанными двадцатью пятью обвинениями предлагаю не только лишить недостойных наставников их сана, но и провести реформу Церкви. Нам необходимо ужесточение соблюдения аскезы, орган внутреннего контроля, а также отмена пребенды, бенефиций и иных сборов Церкви с мирян в свою пользу как фактор искушения и впадения во грех. У меня всё.

Рефинье подошёл к своему месту, где Тидер с горящим лицом показывал ему сцепленные ладони – держись, молодец. Однако не сел, предвидя бурю, и она не замедлила начаться.

С мест сорвались сразу несколько названных наставников.

– Наглая клевета!

– Мы требуем расследования!

– Правильно говорит, давно пора!

– Это чья-то интрига!

Настоятель Предела усталого путника, уличённый во взяточничестве, хлопнул в ладони, вызвав громовой раскат, и в повисшей паузе бросил:

– Кому мы, в сущности, верим? «раскаявшемуся»? Ведёт ли он себя как благородный паук, очищающий мир от негодных мух, или замыслил нечто? Он только что вернулся из путешествия, и кто знает, с кем он там…

– Да, я был колдуном и раскаялся в этом, – отчеканил Рефинье, парируя подлый удар. – И моё искреннее прозрение стоит куда дороже, чем слова такого, как ты – который о высшей правде знает только понаслышке.

По залу пробежала волна охов и шепотков.

Поднялся Ульцих, поднял руку, призывая умолкнуть.

– Мы услышали только что очень серьёзные обвинения в адрес наших братьев-наставников. Постановляю все бумаги передать в отделение судебной консистории Ордена и назначить дальнейшее расследование. Заседание капитула прерывается на час.

Наставники поднялись, затопали сотнями ног, заговорили в голос. Тидер подскочил к Рефинье.

– Ты молодчина!

– Да, спасибо… – аббат вытянул шею. – Смотри, Тид, они уходят! Ульцих и Арестис уходят вдвоём! За ними!

– Зачем?

Они уже выскочили в длинный коридор и увидели, как высшие «пауки» сворачивают на лестницу.

– Головой ручаюсь, обсуждают наше выступление… Нам надо первыми узнать, до чего они договорятся.

Рефинье пробежал вперёд и понял, что остался один. Тидер стоял, прижавшись лбом и ладонями к стене.

– Тебе плохо?

– Дай мне один миг… Ещё… Есть! – дознаватель оторвался от стенки с видом ещё более встрёпанным, чем обычно. – Кажется, я знаю, куда они идут. Идём?

Тидер побежал не вверх, а вниз по лестнице.

– Точно уверен, что тебе не плохо? Они пошли в другую сторону!

– Да, да, сейчас поймёшь… Только бы там никого не было, потому что если нас увидят… Что ты делаешь?