От дома до салона Веронику довез обычный дорогущий «мерседес» (вызвавший бы у Ленки Зиминой максимум минутную икоту), сюда же подали настолько представительную машину, что пассажирка первые несколько минут чувствовала себя оробевшей сиротой, пробравшейся в господскую карету. Потом обвыкла, почувствовала под икрами мягкую подставку и начала шарить под подлокотниками кресла, стараясь угадать, на какую кнопочку следует нажать, чтобы подставка выдвинулась и превратила кресло в лежанку. Уж если ехать, то со всем комфортом! Развалившись барыней, глядеть в окно на проносящуюся за окнами сырую Москву. Когда еще подобное представится.
Ника так и не поняла, на что, собственно, она нажала, когда подставка начала приподниматься — рука от неожиданности дернулась! Повторно нажала на первую попавшуюся клавишу… и, слава богу, угадала. Подставка остановилась на удобной высоте, не задрав ее ботинки к потолку.
Вероника устроилась со всем удобством, положила руки на мягкие кожаные подлокотники прямо-таки космического кресла. Поцокала наманикюренными ноготками по деревянной столешнице слева… Эх, благодать! Попить бы еще. Но менять позу, крутиться в кресле в поисках наверняка имевшегося в достижимости хранилища для минералки и прочих жидкостей, не захотелось. Умиротворяющая тишина автомобильного салона, кресло, взыскательно поддерживающее спину; за окнами проносится хандрящая осенняя столица, залитая дождем, растопившим наивный легкомысленный ноябрьский снег…
Если бы не причина поездки, заставляющая нервничать, то Вероника получила б неземное удовольствие. Космическое кресло было уютным, словно теплая трясина, ненавязчивые дорогие запахи мебельной лакировки и кожаной обивки кружили голову и заставляли думать о прекрасном…
А кстати. Вероника нашарила в лежавшей на животе сумочке мобильный телефон, сделала несколько фотографий упоительной себя на фоне люксового интерьера — после трудов стилиста Инессы портрет и фон отвечали друг другу взаимностью. Прикинув, щелкнула люкс-интерьер в отдельности и отправила все фото маме, с припиской: «Еду за город отдыхать! Люблю, целую, ваша ветреная дочь)))». Мама, постоянно намекающая, что на работе свет сошелся клином только у неудачников и старых дев, не способных завести себе даже котов и попугаев, наверняка порадуется.
Убирая телефон обратно и улыбаясь, Вероника обратила внимание, что еще недавно мчавшийся на всех дозволенных ГИБДД парах лимузин перестраивается в правый ряд, и мельком удивилась. Поглядела на толпу, собравшуюся у светофора возле конечной станции подземки. Взгляд устремился дальше и зацепился за яркое пятно у самого бордюра — чудовищно огромный розовый чемодан, возле которого переминалось существо и вовсе невообразимое: тощая высокая девчонка в лиловом меховом полушубке, алой кожаной кепке и гольфах — левый оранжевый, правый фиолетовый, — в черных шнурованных ботинках на толстой подошве и длинных зеленых перчатках.
Именно к этому существу, словно позволяя Нике полюбоваться редким даже для столицы зрелищем, и подкатил автомобиль. Девчонка оглядела лимузин яростным взглядом и не двинулась с места, пока водитель не выскочил на улицу и не взялся за ручку ее большого чемодана. Скособочив разозленное лицо, демонстративно шмыгнула покрасневшим на ноябрьском ветру носом и дождалась, пока перед ней раскроют пассажирскую дверцу. Просунулась в салон, увидела космически удобно рассевшуюся Веронику и тут же высунулась обратно.
— Эй! Здесь что, уже… плацкарт?! — возмущенно прошипела в лицо водителю. Получила от него решительный кивок и, разродившись трагическим «мой бог!», опять полезла внутрь, не поздоровавшись, злющая и шмыгающая носом совершенно натурально.
Обойдя Веронику взглядом, как пустое место, девчонка плюхнулась в кресло напротив. Стянула зубами правую полуметровую перчатку, пошарила под подлокотником и заставила кресло принять практически горизонтальное положение. Потом переместила на живот сумку, удивительно пристойного мышиного цвета, и, закрыв глаза, расслабилась. Через пару минут засунула руки — одну в перчатке, вторую без — под мышки и зябко поежилась. Ника, против ожидания, исполнилась сочувствия: «Замерзла, бедолага. Я в теплом салоне красоту наводила, а она тут на собачьем холоде… Интересно, как долго проторчала?»
Чувствуя себя немного виноватой, Вероника прекратила разглядывать сверхъестественно разноцветную девчонку, вспомнила сопроводительную справку ФСБ и решила, что перед ней внучка Эдуарда Кузьмича Кощина — Катерина, Эка в просторечии. Отец ее был чуть ли не грузинским князем, родители погибли, катаясь на яхте по Средиземному морю, девочку воспитывали дедушка и бабушка, скончавшаяся восемь лет назад.
Бедняжка, мысленно вздохнула Вероника. И не совсем девчонка, ей, если вспомнить справку, слегка за двадцать. А ночь великовозрастная девочка, пожалуй, провела на аниме-вечеринке. Раскраска лица и одежда сомнений почти не оставляли.