Магия убийства

Но, впрочем, на это никто, кроме Вероники, не обратил внимания. Михаил интересовался, как Ника доехала, вскоре к ним при соединилась Инесса. Чуть позже девушке представили помощника иранского провидца, переводчика с азербайджанского языка, Камрана. Невысокого хрупкого юношу с изумительно длинными ресницами и кротким взором церковного послушника. Нике он почему-то напомнил милую овечку на солнечном лугу, взирающую на добрый мир с наивным пониманием простых вещей: трава зеленая, вода мокрая, все люди и овечки — братья, мясная гастрономия относится к области пустых страшилок.

Любуясь взмахами пушистых ресниц иранского гостя, Ника проявила вежливый интерес: она считала, что в Иране говорят на фарси. Но паренек ей объяснил, что доктор Али-Ага одинаково хорошо говорит на многих языках своей родины, но, поехав в Россию, он выбрал в спутники азербайджанца, прекрасно знающего русский.

Минут за пятнадцать до назначенного времени общество почтил присутствием важный коренастый дядька в островерхой шапке и длинном атласном сюртуке-халате, которого Инесса представила как мастера Бадма. Об этом шамане, единственном из числа собравшихся эзотериков, Веронике прислали краткую справку из ФСБ: Бадма Петрович Зайцев два раза привлекался за мошенничество, но до суда дело не доходило, поскольку за дядьку горой вставали его ученики и высокопоставленные господа, прибегавшие к его услугам. Туманная характеристика. С одной стороны, дядька вроде бы мошенник, с другой — чего-то может наколдовать, раз за него вступаются. Одно понятно безусловно: Бадма Петрович чрезвычайно любит деньги, тарифы за его камлание — совсем астрономические. Позже Вероника узнала, что до Москвы за чужой счет с хитрым бурятом прокатились трое его приближенных, коих позже не получилось разместить в поместье. Учеников мастеру пришлось оставить в Первопрестольной, в отеле на полном пансионе, в связи с чем стало ясно, почему взгляд Бадмы Петровича надолго застрял на переводчике, привезенном доктором Али-Ага. Но, впрочем, понять, смотрел ли Зайцев конкретно на Камрана, не представлялось возможным: глаза шамана полностью упрятались за выпуклыми веками, круглое плоское лицо оставалось каменно-бесстрастным. Шаман остановился ровно посередине гостиной, замер, как вкопанный, и вызвал у Вероники невольную ассоциацию с новогодней елкой: яркий расшитый халат поблескивал, коническая островерхая шапка сверкала победной звездой… Или сосулькой. Которыми тоже украшают верхушки елочек.

Залюбовавшись великолепным Бадмой Петровичем, Вероника не заметила, как и куда исчез Камран. По-девичьи смущающийся юноша отчего-то проникся к кондитеру доверием, только что стоял рядышком, как первоклассник, потерявший мамку на линейке первого сентября, и вдруг — пропал. Вероника тоже, надо сказать, не чувствовавшая себя здесь уверенно, принялась озираться, даже в столовую к накрытому столу сходила.

Странное исчезновение Камрана нашло объяснение довольно скоро: от арки, ведущей к коридору, донеслись мужские голоса, в гостиную вошли Эдуард Кузьмич и доктор Али-Ага, беседующие через переводчика. Худой и высоченный Кощин, удивительно напоминающий сказочного персонажа, давшего ему прозвище, одной рукой опирался на трость, другую руку держал в кармане уютного домашнего пиджака. Словно старый мудрый ворон, он склонял набок голову, сохранившую остатки былой шикарной шевелюры, и слушал шепчущего переводчика. Али-Ага, одетый в отличный черный костюм и белоснежную рубашку с расстегнутым воротом, шагал как царь Земли.