Магнолии были свежи (СИ)

А ей надо было работать. Надо было чувствовать себя не бездушной куклой, которая ни на что не была способна, а человеком, живым человеком. «Прямо как у Чехова», — усмехнулась Аньеза. Оставалось только воскликнуть: «В Москву, в Москву», и тогда картина была бы идеальной. Но она уже была в своей Москве, она была в Лондоне, и пусть вес дороги вели в Рим, она сможет проложить свой собственный путь белым камнем, как сделала ее дочь. Ей нужен был только один его взгляд, одно его поддерживающее объятие, одна его понимающая улыбка — и тогда они все переживут, со всем справятся. Аньеза сама не заметила, как ее начала бить дрожь.

Внизу хлопнула входная дверь, и она вздрогнула. Веселый голос Эдварда разнесся по всему дому, и Аньеза почувствовала, как невольно улыбнулась. Она не могла сдержать подступающего счастья, когда слышала его голос — глубокий, нежный, знакомый. Он всегда опаздывал на все встречи, и она все с той же радостью гладила ему рубашки за час до выхода, чтобы не потеряли свою форму, вешала к огню брюки, чтобы те не были холодными и душила его носовые платки одеколоном, чтобы он благоухал на несколько милей вперед. Аньеза слышала, как он быстро поднялся по лестнице, постучал в дверь Мадаленны, и, весело насвистывая, подошел к их спальне. Аньеза замерла. Эти минуты, возможно, были самыми важными в их жизни. Так же она волновалась только тогда, когда он привел ее в Стоунбрукмэнор и заявил, что теперь он счастливо женат. Сейчас им выдалась возможность выяснить правдивыми ли были его слова.

Эдвард постучал в дверь, и Аньеза метнулась к туалетному столику. Ее руки дрожали, когда она поправляла прическу. Он вошел в комнату, внося с собой неизменный запах «Привычки» от «Герлен». Аньеза помнила, как она сама покупала этот аромат в Мадриде, и от воспоминаний испанской весны тридцать восьмого года, ее охватило приятное волнение, и оно лишь усилилось, когда она почувствовала его объятия. Все прошлые желания исчезли, кроме одного — стоять с ним всю жизнь, и пусть происходит все, что угодно, ее это не будет волновать. Она почти забылась, когда внизу вдруг раздался громкий голос Мадаленны, и она очнулась. В холодности ее дочери, в ее замкнутости и затравленности, во всем этом была ее вина, потому что пятнадцать лет назад она решила забыться, и переложить все заботы на плечи маленькой девочки. Больше такой ошибки она повторять не собиралась. Аньеза улыбнулась их отражению и, глубоко вдохнув, отодвинулась от поддерживающих рук.

— Нам уже скоро выезжать?

— Как сказать, — он посмотрел на часы. — Котильон начинается в восемь, но, полагаю, у нас есть тридцать минут в запасе, там всё равно все будут только друг с другом разговаривать, а представление начнется где-то в девять. Так что, у Мадаленны уйма времени. Кстати, — он поправил в отражении бабочку. — Что это за ее безумная идея, чтобы на котильон ее сопровождал я?

— Разве тебе не приятно сопроводить свою дочь на важный вечер?

— Ну что ты, разумеется, приятно, — Эдвард приосанился, и Аньеза едва сдержала улыбку. — Но мне казалось, что на такие вечера надо приходить с парой, разве нет?

— Мадаленна пока ни с кем не встречается.

— А этот ее Джон? Разве такой уж плохой вариант? Мальчишка, конечно, такой себе, но на один вечер сойдет.

— Эдвард, — сухо ответила Аньеза. — Я не думаю, что молодой человек, желающий зажать нашу дочь где-то в темном углу — хороший вариант.

— Хорошо, — он развел руками. — Можно было найти кого-то еще. Все-таки в свет принято выходить с поклонниками.

— А с каких пор тебя волнует, что и как принято в свете?

Эдвард промолчал и виновато потупил взгляд.

— И потом, — сменила гнев на милость Аньеза. — Думаю, ей было бы приятно с кем-нибудь пообщаться.

— С кем? — он выглядел изумленным. — Разве у нее есть друзья в свете?

— Она хорошо ладит с мистером Гилбертом.

Украшение слишком давило на шею, и Аньеза постаралась немного ослабить цепочку, но ничего не получалось. Эдвард вскочил с дивана и в минуту его руки коснулись ее шеи.

— Со своим профессором? — его брови выгнулись. — И ты полагаешь, что это нормально?

— Что плохого в том, что они общаются?

— То, что он старше ее чуть ли не на тридцать лет. То, что он ее профессор. А с профессорами обычно не ладят, а спорят из-за оценок.

— Они и спорят. — Аньеза встряхнула норковое манто. — Об оценке искусства.

— Дорогая, ты понимаешь, что я имею в виду. — он нахмурился и ослабил бабочку. — Мадаленне нужно общаться со своими сверстниками, а не… — он погляделся в зеркало. — А не с моими ровесниками.

— Милый мой, — она постаралась улыбнуться. — Для того, чтобы твоя девочка общалась со сверстниками, у нее должно было быть другое детство. А после общения с твоей матерью… — она замолчала и подобрала подол платья. — После смерти Эдмунда, после смерти Марии, она постарела на десяток лет. Нам стоит признать, мы опоздали.

— Они ведь так и не поладят с Хильдой, да?

— Не думаю, что они вообще когда-то могли.