Магнолии были свежи (СИ)

Эдвард наконец оправился от ступора, и в следующую секунду скрутил Хильду и вывел из гостиной. Мадаленна молчала и только хваталась руками за горло, стараясь прокашляться. Аньеза прижимала ее к себе, наверное, слишком крепко, но ее дочка не сопротивлялась, и миссис Стоунбрук едва не вскрикнула, когда почувствовала, как Мадаленна робко обняла ее в ответ. Господи, двадцать лет они жили в этом аду, двадцать лет ее девочка не знала ни добра, ни ласки, и она еще сомневалась, стоит ли им уезжать или нет. У них есть немного сбережений, им хватит этого, чтобы найти небольшую квартиру где-нибудь на Флэтчер-роуд, только бы уехать отсюда навсегда и позабыть про все. Фарбер подоспел с водой, но когда Мадаленна повернулась к Аньезе другой щекой, по лицу матери пробежала судорога — на белой щеке отчетливо виднелось пятно от удара, на шее проступал синяк, а все запястья были такими красными, будто их облили кипятком. Гнев. Она чувствовала только его, и он поднял ее на ноги.

— Фарбер, отведите Мадаленну на диван. — металл в голосе стал таким заметным, что бедный дворецкий уставился на нее во все глаза. — И позовите Полли, мисс Мадаленне надо будет поправить прическу.

— Мама, — прошептала Мадаленна, но Аньеза только погладила ее по голове.

— Не беспокойся, дорогая, все будет хорошо.

— Вставайте, мисс Мадаленна, — бережно приподнял ее Фарбер. — Пойдемте на кухню, я вам налью чаю, там как раз ваши любимые пирожные… Пойдемте.

Аньеза оправила на себе платье, и звук ее каблуков разнесся по всему дому. В Зеленой гостиной слышался чей-то приглушенный разговор, чьи-то крики, но она распахнула дверь и, не обращая внимания на Эдварда, прошла внутрь. Ей была нужна только Хильда. Сколько лет она терпела ее ради мужа, сколько лет она говорила Мадаленне, что «Бабушка нездорова, Бабушку надо беречь», и только сейчас она начала понимать, как сильно она ненавидела эту ведьму. Двадцать лет, ей не хватило двадцать лет, чтобы принять выбор своего сына, чтобы полюбить свою внучку, так почему Аньеза была обязана это терпеть?

 

— Как ты смела поднять на нее руку? — метался по комнате Эдвард. — Как ты смела ударить мою родную дочь?! Как ты… — он не закончил, на лице Хильды появилась злорадная гримаса.

— Твою родную дочь! Как она вообще смогла стать твоей дочерью, это итальянское отродье! Аньеза и Мадаленна! Их надо было выгнать из дома еще тогда, когда умер Эдмунд!

— Мама! Замолчи немедленно!

— Пусть продолжает! — Аньеза сама с трудом узнала свой холодный голос. — Пусть продолжает. Что Эдвард еще не знает о нас? — с каждым шагом она подходила еще ближе. — Что вы хотели сказать?

— Ты меня не напугаешь, Аньеза. — презрительно рассмеялась Хильда. — Ты и твоя отвратительная дочь, вы…

 

Слова Хильды прервал звук пощечины. Бабушка сначала оторопело смотрела на свою невестку, потом на Эдварда, смотревшего на жену с нескрываемым ужасом, а потом она заверещала, но каждый ее писк доставлял Аньеза такое удовольствие, что она едва не смеялась. Это была расплата за долгие годы мучений, пыток, постоянных оскорблений и темных комнат. Эта женщина мучила ее родную девочку, и только сейчас Аньеза поняла, как она хотела ее страданий. Она могла истязать ее, но поднимать руку на Мадаленну она не имела права.

— Аньеза, что ты… — Эдвард осекся ирастерянно смотрел то на свою жену, то на мать.

— Это? — Аньеза вытерла руки о носовой платок. — Это лишь последствия. Вы мучили мою дочь, вы оставляли ее без еды, вы запирали ее в темной комнате, вы сделали ее своей прислугой, и во всем этом виновата я одна. Да, я одна! — крикнула она и почувствовала, как ноги начали медленно подкашиваться. — Но вы… Вы — ведьма, и я счастлива, что вы наконец получили свое!

— Аньеза…

— Эдвард, мой дорогой! — верещала Хильда. — Эдвард, мой мальчик, мой дорогой. Ты еще пожалеешь об этом! — было кинулась она на Аньезу, но Эдвард удержал ее.

— Пожалею? — выдохнула Аньеза. — Возможно. Но только о том, что не сделала этого раньше, и что не смогу добавить. Ты спрашивал, что это такое, мой дорогой? — она повернулась к Эдварду. — Это всего лишь последствия твоего отсутствия.

— Аньеза…

— Эта мерзкая девчонка позорила тебя, всю твою семью, — прохрипела Хильда. — Я говорила, что ты пожалеешь, но будет поздно, и вот, пришло твое время, мой мальчик, ты уже жалеешь!

— О чем ты говоришь? — крикнул Эдвард. — Хватит, хватит всех этих распрей, мама!

— Вот, полюбуйся, — Хильда бросила ему в лицо какую-то газету, и Аньеза подобрала ее; Эдвард склонился над ней. — Полюбуйтесь оба!

Сначала они ничего не поняли. Обычное литературное приложение к «Таймс», и только пролистав несколько страниц, они увидели заголовок: «Победитель литературного конкурса: мисс Мадаленна Стоунбрук, рассказ «История любви», 560 слов.» Около рассказа была фотография Мадаленны, и Аньеза едва узнала в этой светящейся свою дочь, на этой фотокарточке она была удивительно счастливой.

— Довольны? — всхлипнула Хильда. — Довольны, что ваша дочь позорит нашу фамилию и печатается?! Да еще и за деньги! Как она смела позорить фамилию Стоунбрук, как ей хватило совести на это?!