Магнолии были свежи (СИ)

Мадаленна благодарно кивнула и, прищурившись, принялась искать аудиторию 317. Поиски проходили бы не так успешно, если бы она не услышала знакомый голос в конце коридора. Там, у последней двери, слышались возбужденные голоса, и Мадаленна улыбалась — голос Эйдина был ей дороже всех остальных. Она почти постучалась, как зачем-то вытащила из кармана зеркало и на всякий случай посмотрелась на себя в отражение. Волосы были немного растрепанными, но низкий пучок не развалился, а на щеках нигде не было видно чернил. В целом, вид был весьма представительным, и, оправив на себе кардиган, Мадаленна осторожно приоткрыла дверь и остановилась на пороге. В аудитории уже зажгли лампы, и она загляделась на то, как в отражении окна на желтоватый силуэт светильника падал снег. Мистер Гилберт ходил по аудитории, отвечая на судорожные вопросы студентов, но она не чувствовала волнения. Все были такими веселыми, словно собирались на праздник, а не рассказывать, кто был выдающимся художником Возрождения.

Мадаленна незаметно подсела к Дафни, которая с закрытыми глазами твердила что-то про Караваджо и принципы работы Да Винчи. Большая тетрадь в линейку была лихорадочно открыта на какой-то странице, но Мадаленна так и не смогла понять, про что шла речь в конспекте. Она махнула рукой Марку, и тот улыбнулся ей в ответ. Смысла вытаскивать учебник и тетради не было — Мадаленна редко повторяла материал прямо перед экзаменом, тогда вся информация превращалась в одно сплошное месиво, и она могла брякнуть, что Россети и Данте — это один и тот же человек.

— А никто не видел мисс Стоунбрук? — вдруг спросил Эйдин, и Мадаленна обернулась. — Она обычно приходит самой первой.

Радость от встречи сменилась неприятной ревностью, как только она увидела, что мистер Гилберт стоял рядом с мисс Доусен, и Эффи о чем-то мечтательно его спрашивала, специально тяня время. Другие студенты не возражали — они все еще старались запомнить напоследок еще больше имен, дат и художественных направлений, а Эффи им в этом только помогала. Здравый смысл подсказывал Мадаленне встать и громко произнести своей имя, но другое чувство взыграло в ней сильнее, и она придвинулась поближе к концу скамьи. Марк было хотел встать, но она махнула рукой, и тот тихо фыркнул.

— Я говорила вам, сэр, что мисс Стоунбрук не очень исполнительна в обязанностях старосты. — пропела Эффи, и Мадаленне захотелось запустить в нее книгой.

— Ваша забота о группе похвальна, мисс Доусен, но, я полагаю, что в этом случае должность старосты ни при чем.

— Мистер Гилберт, — подала голос Дафни, все так же не открывая глаз. — Мадаленна сдает экзамен по латыни, думаю, что она скоро подойдет.

— Разве вы его уже не сдали?

— Мадаленна не любит, как она выражается, надуманных оценок. — в голосе Дафни послышалась гордость.

— Узнаю принципиальность мисс Стоунбрук. — усмехнулся мистер Гилберт. — Надеюсь, она его все же сдаст и придет вовремя.

— Благодарю, сэр. — гаркнула Мадаленна, и Дафни вскрикнула от неожиданности. — Прошу прощения, если я опоздала.

То, что она сглупила, Мадаленна поняла не сразу. Эффект от ее появления произведен был, и с минуту все в аудитории озадаченно смотрели на нее, изредка моргая, а потом она услышала добродушный смех. Ее присутствие разрядило волнение, и на немного все волнения были позабыты вместе с историей искусства, художниками, светом и тенью — все ушло, был только смех. Но мистер Гилберт не смеялся. Но и не сердился. Мадаленна наблюдала за тем, как он неторопливо спускался по лестнице, держа в руках белую папку. Наверное, там были все ее эссе. Ей было страшно посмотреть на него и не заметить привычного света в глазах и улыбки, которая стала ей так дорога. Но слова сами сорвались у нее с языка, и теперь Мадаленна понимала, почему ревность была такой опасной. Ревновать к Линде было бесполезно и в какой-то степени даже романтично — она все равно не могла ничего поменять, она была его женой, но вот Эффи… Доусен вызывала в ней жгучее желание забыть о своей английской сдержанности.

Она спокойно приняла папку и быстро просмотрела все свои работы. Тут лежало два первых эссе, и каждое было оценено высшим баллом, следом за ней шел реферат об архитектуре Вероны и несколько работ о художниках Возрождения. Теперь мистер Гилберт стоял и около ее пары, но Мадаленна невозмутимо перебирала работы и старалась вчитываться в каждую букву. На место белой рубашки пришел синий свитер, и она строго крикнула на себя, когда чуть не сняла с его рукава нитку. Суровое выражение лица, граничащее с вечной угрюмостью, мало красило ее, однако она продолжала хмурить брови. Наконец все работы были просмотрены, и она протянула папку обратно.

— Как ваш латинский?

Мадаленна резко вскинула голову. Тон его голоса был не таким, как она ожидала. Неприкрытая веселость не омрачалась преподавательской строгостью, и она подперла щеки руками — те снова предательски закраснели. Окно, она снова смотрела на то, как отражалась лампа в окне, и падающий снег не сразу, но верно успокаивал ее.

— Все хорошо, сэр. Спасибо.