Магнолии были свежи (СИ)

В аудитории послышалось негромкое жужжание — все были рады передохнуть от экзамена, а Мадаленна снова постаралась вспомнить, о чем она только что говорила, но все мысли ускользали от нее, и ни одну она не могла поймать. Паллади мешался с Микеланджело, и она никак не могла перевести с итальянского имя Буанаротти. Что же значило это имя, и почему оно так переливисто звучало у нее в голове? Буанаротти. Буанаротти. Шариковая ручка дрожала у нее в руке и постоянно стукалась о железный бортик стола, от чего звон бил ей в уши, но ручка вся дрожала, дрожала… А потом Мадаленна вдруг почувствовала тепло. Она не понимала, от чего ей стало так хорошо, но звон ушел, и приятное спокойствие начало медленно подступать к ней. Уходили все волнения, уходили все лихорадочные мысли; она снова все ясно понимала, когда ее руку накрывала его рука. Он осторожно держал ее запястье и не отпустил, пока дрожь не прошла совсем.

— Сколько вы спали? — без обиняков спросил он.

— Много. Много часов.

— Понятно. — усмехнулся он. — Вот что, за экзамен я ставлю вам «отлично», — Мадаленна попыталась что-то возразить, но он строго покачал головой. — Идите, отдыхайте и набирайтесь сил.

— Но, сэр…

— Кстати, как ваша пуансетия? — внезапно спросил он, и Мадаленна почувствовала тепло.

— Распустилась на подоконнике. Правда, на нее заглядывается соседский кот.

— Только не это, пуансетия слишком хороша для соседского Энди.

— Его зовут Майкл.

— Хорошее имя. Он серый?

— Черный. А как мой подарок? — она не ожидала ответа, но Эйдин достал портфель, и она увидела его шарф.

— Всегда со мной.

Щеки ее снова стали в тон цветка на подоконнике, и Мадаленна нахмурилась еще сильнее. Нельзя было допустить никакого сходства с Доусен, иначе не смыть ей этого позора до конца жизни.

— А теперь я должен вас отправить домой. Это особая просьба вашего преподавателя. — серьезно сказал он. — Я не хочу, чтобы вы где-нибудь на лестнице упали в обморок от измождения. — и не дожидаясь возражений, окликнул Рональда. — Мистер Кройт, будьте добры, когда закончите со своим опросом, заберите с собой мисс Стоунбрук, она уже все сдала.

— Это нечестно, — проворчала Мадаленна, но мистер Гилберт только улыбнулся. — Я так и не дорассказала про Паллади.

— Расскажите в Тоскане. — лаконично заключил Эйдин. — И не забудьте, что через неделю у нас опера «Травиата».

— Не забуду, сэр. Сэр, — она обернулась у двери. — А можно я подожду вместе со всеми результатов экзамена?

— Зачем?

— За компанию. Поддержать, скажем, физически и морально мисс Кру.

Эйдин недовольно фыркнул, но Дафни широко улыбнулась, и он махнул рукой.

— Можете, только сидите тихо. Все, идите проветриваться!

Мадаленна вышла за дверь; в коридоре гулял ветер, еще холодный, но уже свободный, весенний. Мадаленна вдохнула побольше этого воздуха и отчего-то подпрыгнула на месте. С первого января она начинала жить новым годом, с каждым разом ей становилось легче дышать, когда небо чернело на одну минуту позже, чем прошлым вечером, ведь все говорило о том, что идет весна, цветущая, свежая, дарящая драгоценную свободу. И свой День Рождения Мадаленна воспринимала как особый подарок — шутка ли, родиться в последний день зимы. Она присела на скамью и прислушалась к ровному тону Эйдина, он спрашивал одного студента про Рафаэля, а тот сбивчиво пытался что-то ответить. Послышался легкий скрип двери, и из кабинета на цыпочках вышла Дафни.

— Ты меня испугала! — громким шепотом заявила она, присев к подруге. — Так тихо уселась, что я даже не заметила тебя.

— Знаешь, когда ты повторяешь материал, то очень похожа на заклинателя. — улыбнулась Мадаленна. — Словно кого-то заколдовать пытаешься.

— Ну так, — развела руками Кру. — Пока всех запомнишь, собьешься тысячу раз. Хоть бы «хорошо» поставил, и то большая радость.

— У тебя все будет отлично. Замечательно. Ты прекрасно отвечала, даже не сбилась ни разу.

— Правда? — Дафни дернула ее за руку. — Ты меня слушала?

— Слушала. Только, пожалуйста, ослабь хватку, а то у меня рука немеет.

Дафни кивнула и встала со скамьи, принявшись ходить кругами. Мистер Гилберт никогда не говорил балл при всех студентах, он полагал, что это только увеличивает ненужную конкуренцию, а все студенты после экзамена получали рабочую папку на руки с баллом и общей характеристикой. Мадаленне такая система нравилась, потому что все равно каждый раз, как бы она не готовилась, волнение не отступало от нее, и она боялась испортить общую статистику своей успеваемости. А хуже этого мог быть только публичный позор. Постепенно студенты выходили из кабинета, устраивались на скамьях, и беседа становилась то громче, то тише, напоминая собой улиный рой. Не вышла только Эффи Доусен. Волнение Мадаленны снова начало тихо пробуждаться. Улыбка мистера Гилберта всегда успокаивала ее, но само предположение, что подобная улыбка могла достаться и Эффи заставляла ее стискивать руки и чувствовать неприятное шевеление внутри желудка. Оставалось надеяться, что у нее просто была не в порядке печень.

— Алиса, — позвала она одну шатенку. — Ты когда выходила, там кто-то еще оставался?