Магнолии были свежи (СИ)

Эйдин вышел на дорожку, но на скамью не сел, а облокотился на ее спинку. Они молчали, и Мадаленна не стремилась начинать беседу. Эта тишина оставалась всегда исключительно их, и она дорожила ей. Она чувствовала, как терпкость ели от одеколона соединялась с лавандовым мылом, и от этого аромата дурман только усиливался. Хотелось откинуть голову назад, почувствовать гладкость хлопковой рубашки, но одергивать себя Мадаленна не стала, это были мысли обычного влюбленного человека. Она почувствовала движение сзади, и в следующую секунду на ее плечах оказался его пиджак. Снова. Она повернулась; Эйдин старательно рассматривал витраж на окнах зимнего сада.

— Здесь достаточно прохладно, я не хочу, чтобы вы простудились. У них там какая-то небольшая заминка, поэтому начнем чуть позже.

— Спасибо, — сказала Мадаленна и показала кусок своей шали. — Но мне совсем не холодно.

— Красивая шаль, — проговорил Гилберт и присел на край скамейки.

— Очень. Это мое наследство, она передается по женской линии. Теперь настала моя очередь, а потом… Кто знает, — она сложила руки на коленях и мрачно посмотрела вдаль. — Может, она останется со мной навсегда.

Эйдин ничего не ответил, и она осторожно посмотрела на него. Он глядел прямо перед собой и был таким напряженным, словно старался сдержать какой-то порыв. Руки его не были сжаты, но крепко держались за карманы брюк, и в глазах у него не было привычных огоньков, там была борьба, но с чем — Мадаленна не знала. Если он и заметил ее взгляда, то вида не подал, а небрежно откинул камешек от скамьи.

— Я боялся, что вы заблудились. — произнес он.

— В Италии? — улыбнулась Мадаленна. — Нет, тут я никогда не потеряюсь, хоть в горы забреду.

— А сами говорили, что боитесь потеряться в родном городе.

— Ошиблась. — пожала плечами она. — Просто я не знала, что зов моих предков настолько силен. Да и потом, — она посмотрела за ветки деревьев. — С сеньором Бруни не заблудишься, он из-под земли достанет.

— Удивительно энергичный молодой человек. — усмехнулся Гилберт.

— Правда? — нахмурилась Мадаленна. — Возможно. Но он очень мил.

— Я искал вас в Миланском соборе.

Эйдин повернулся к ней, и она присмотрелась к миниатюрным анютиным глазкам. Обычно они цвели первыми у мистера Смитона, и сейчас они напомнили ей о доме, однако привычной тоски Мадаленна не почувствовала.

— Вы были близки.

— Правда?

Мадаленна кивнула.

— Я действительно была в соборе. Сразу, как только вышла из гостиницы, пошла туда. Я думала, что меня подавит эта грандиозность, эта вечность, но нет, — она подобрала с травы цветок апельсина и положила его на рукав Эйдина. — Удивительно, но я почувствовала только силу. Громадную, движущую силу.

— Титанизм?

— Именно.

Гилберт осторожно положил лепесток между страницами записной книги, и та исчезла в потайном кармане рубашки.

— Когда видишь подобное, — продолжила Мадаленна. — И понимаешь, что все это сделано руками человека, то появляется надежда, что мы еще на что-нибудь сгодимся.

— Его строили семь столетий, — заметил Гилберт. — В какой-то степени он построен на костях.

— Искусство стоит этого.

— И мы снова возвращаемся к нашему первому спору. — с улыбкой проконстировал Эйдин.

— Вы все еще его помните?

— Я никогда его не забуду. Я не врал, когда говорил, что вы будете мне нужны здесь, в Италии.

Они снова сидели слишком близко для обычных знакомых; для друзей их взгляды слишком редко сталкивались, но Мадаленна не чувствовала стыда. Это было лишь то, что она всячески старалась отсрочить. Необратимый процесс нашел свое начало, и она не собиралась его останавливать.

— Знаете, одно время, когда я жила с Хильдой, я мечтала уйти в монастырь. — проговорила она. — И если бы я не изменила решения, то ушла бы Миланский собор.

— Монастырь? — повторил за ней Гилберт. — Это слишком серьезно.

— Лучше чем лезть в петлю. — просто сказала Мадаленна. — Но мне повезло, я встретила хорошего человека, и желание пропало само по себе.

— Вы говорите про мистера Смитона?

В любом другом месте она попридержала бы эти слова, но не в Италии.

— Не только.

— Так кто же стал вашим спасителем?

— Вы.

Тень на его лице пропала, и чувство, вспыхнувшее внезапно в его глазах, должно было заставить ее отшатнуться, но Мадаленна не отворачивалась и смотрела на Гилберта. Теперь борьбу в его глазах она могла наблюдать беспрепятственно — вынужденный холод сменялся привычным теплом, и ничто не задерживалось ни на минуту. Ее рука привычно оказалась в его, и Мадаленна осознала, что успела соскучиться по этому теплу и спокойствию.

— Я очень благодарна вам, мистер Гилберт. — разум в ней взял верх. — Если бы не вы, я бы никогда не смогла жить так, как живу сейчас. Не смогла бы отстаивать свою точку зрения, не смогла бы сражаться за искусство. До вас у нас был мистер Флинн, — он кивнул. — И с ним наши суждения всегда сходились, а с вами мне пришлось учиться доказывать свое мнение.

— Значит, — в голубых глазах было нечто знакомое, о чем Мадаленна боялась догадаться. — Я стал спасителем будущего в искусстве?

— Вы мне льстите. Как тогда, когда назвали меня красивой.