Магнолии были свежи (СИ)

— Si? — откликнулась Мадаленна и зажмурилась от удовольствия — так вкусно пахло апельсинами и сдобой.

— Ecco, provate un’arancia deliziosa! Solo un nuovo raccolto! («Вот, попробуйте вкусный апельсин! Только-только новый урожай!») — Мадаленна попыталась достать кошелек, но женщина замотала головой и всунула апельсин ей в руку. — No, una ragazza così carina per niente! Oh, com’è che hai i capelli belli perché mangi un sacco di limoni? Anch’io dico a mia cognata di mangiare un sacco di limoni, ma non fa altro che impazzire, e come spiegarle… («Нет, такой милой девушке просто так! Ой, какие у вас красивые волосы, наверное, от того, что едите много лимонов? Я тоже говорю своей невестке, чтобы та ела много лимонов, но та только кривится, и как ей объяснить…) — женщина так затараторила, что Мадаленна едва успевала понимать, что та говорит.

— Non ha bisogno di arance, ma di pane più grande, perché è magra. («Да не апельсинов ей нужно, а хлеба побольше, а то она совсем худая.») — вставила меланхолически ее соседка, и Мадаленна громко рассмеялась — так она была похожа на Хильду.

— Oh, non dire stupidaggini! («О, не говори глупостей!») — отмахнулась защитница Мадаленны, а потом присмотрилась к ней. — Lei viene dall’Italia, vero? Dev’essere dall’Italia! («Вы же из Италии моя милая? Точно должны быть из Италии!»)

— Sì, vengo dalla Toscana. («Да, я из Тосканы.») — легко согласилась Мадаленна.

— È troppo pallida per la Toscana. («Для Тосканы она больно бледная.») — проворчала вторая женщина.

— Oh, sta’zitto, Francesca! Continui a dire stronzate! («О, помолчи, Франческа! Постоянно говоришь какую-то чепуху!») — воскликнула женщина в цветном платке и ласково улыбнулась Мадаленне. — Non prestare attenzione a lei, tesoro. Non fa altro che urlare! Il mio nome è Christina e la sua Francesca, e tu come ti chiami, mia cara? («Не обращай на нее внимания, дорогая. Она все время только ворчит! Меня зовут Кристина, а ее Франческа, а тебя как зовут, моя милая?»)

Mia carra. От этого ласкового обращения воспоминания хлынули потоком, и Мадаленна улыбнулась, стараясь не вспоминать, положила ли она носовой платок в сумку. Вот, она с мамой и бабушкой Марией в старой комнате без мебели сидят над каменным камином и что-то рассматривают в золе; вот, она с прадедушкой отправляется на прогулку в горы и обязательно натягивает шарф на голову, чтобы от холодного воздуха не простыли уши; вот, она с отцом сидит на старой яблони и смотрит на далекие виноградники. Только два слова, а за ними сразу начиналась другая история. Раньше Мадаленне казалось, что жизнь в Италии была не с ней, а с кем-то другим — такой далекой она виделась, а теперь она представить себе не могла, что как-то существовала в Англии.

— Il mio nome e’Madalenna Stonebrook e la mia madre è Madalenna Medici. («Меня зовут Мадаленна Стоунбрук, а по матери — Мадаленна Медичи.») — ответила она.

— I Medici della Toscana. («Медичи из Тосканы») — нахмурилась Кристина, старательно что-то вспоминая. — La nipote di mio cugino vive in Toscana, e c’era un Flavio Medici, non lo conosce, tesoro? Dicono che è molto temibile, arrabbiato, che ha un’altra nipote che è scappata in Francia con un pilota. («Племянница моего двоюродного брата живет в Тоскане, и там был один Флавио Медичи, вы его не знаете, дорогая? Говорят, очень грозный, сердитый, у него еще одна внучка сбежала во Францию с летчиком.»)

— È mio nonno. E la sorella di mia madre è scappata con il pilota. Mia madre, Agnesa Medici, ha sposato un inglese. («Это мой дедушка. А с летчиком сбежала сестра моей матери. Моя мама — Аньеза Медичи — вышла замуж за англичанина.»)

— Cosa c’è da fare? L’amore è un potere terribile. («Ну что поделать? Любовь — страшная сила.») — покачала головой Кристина и протянула Мадаленне пакет с цукатами. — Ecco, tesoro, questo è per la tua felicità. E non osare neanche pensare ai soldi, è un regalo! («Вот, дорогая, возьми, это тебе на счастье. И даже думать не смей о деньгах, это подарок!»)

Женщина хотела что-то еще сказать, но к ее прилавку подошли другие покупатели, и Мадаленна отошла, чтобы не мешать. На душе у нее было так легко, как не было уже давно, что-то тяжело, опутывающее и стягивающее ее все изнутри за то время, пока она жила в Англии, постепенно начинало спадать, и она могла дышать вволю, не боясь противной боли в груди. Хоть милая женщина и сказала, что цукаты — это подарок, Мадаленна осторожно вытащила из расшитого кошелька две тысячи лир и положила их под деревянную коробку с апельсинами. Она читала новости и знала, что несмотря на процветающий туризм, Италия жила не так хорошо, как вся остальная Европа, и деньги были всегда и всем нужны. Поправив покрывало, она отогнула бумажный пакет и быстро вытащила оттуда один оранжевый цукат. Медовый вкус сразу напомнил ей о ее детстве, и она закрыла глаза от подступавшего счастья. Мадаленна не была в Англии, и все печали позабылись. Она вышла обратно к Соборной площади и подпрыгнула на одной ноге, напугав стаю голубей. Она начинала понимать, что такое счастье.