Тоска была по нему такой, что Мадаленна почувствовала острую обиду. Ее всегда все оставляли! Все уходили, не спрашивая, хочет она этого или нет, а когда она приезжала, всегда заставала одно пепелище, и теплые слова говорила она призракам, которые не могли ее обнять, которые не могли ее выслушать — одно молчание, одна тишина и пустота. Ее уже тошнило от этого спокойствия, от этого вечного спокойствия! Мадаленна встала с пола и поправила покрывало на постели. Потом сложила в ровную стопку книги, но те и так были в идеальном порядке. Он все сделал так, чтобы ей не о чем было беспокоиться. Он только не оставил себя. В груди было так горячо, что Мадаленна почувствовала легкое головокружение. Мистер Смитон, добрый мистер Смитон, понимающий мистер Смитон — так почему он ушел от нее, если так был нужен? Мадаленна бросилась к письменному столу, но и там был абсолютный порядок — чернила были налиты в чернильницу, бумага была сложена в ровные стопки, а ей так было нужно хоть что-то исправить, хоть что-нибудь убрать, только не думать, будто садовник вышел всего на секунду, а потом снова вернется. Мадаленна дергалась, но все было идеально. И наконец! Ее любимая чашка сливового цвета стояла на полке ручкой назад, а не вперед. Хоть что-нибудь. Она потянулась за ней и застыла на месте. Сколько она помнила себя, столько лет и было этой чашке. Он сам ее специально выбрал для нее, как оказалось, перед самим знакомством.
— Почему? — ее бормотание было едва слышным. — Почему вы ушли? Почему вы оставили меня? Разве я сделала что-то не так? — Мадаленна села на табуретку и положила чашку на стол. — Почему вы ушли, не предупредив? Разве я бы не приехала, если могла? Разве это честно?
Сзади раздался какой-то шум, и она резко встала, потянув за собой стул. Но это был ветер. Мадаленна Стоунбрук была одна.
***
— Посмотри на эту картину, Мадаленна. Это «Мона Лиза» Да Винчи.
— Я не люблю портреты.
— А это не портрет, это произведение искусства. Посмотри.
Она нетерпеливо сидела на месте, пока Волшебник переворачивал страницы журнала «Мир искусства». Он решил, что ей обязательно нужно показать портрет этой красивой женщины, но ей портреты не нравились никогда. Все женщины на них напоминали Бабушку, такую же грозную и неприятную. Хильда тоже решила заказать себе картину, чтобы повесить ее в один ряд вместе с предками Эдмунда Стоунбрука. Мама критически посмотрела на эту затею, но возразить не решилась. И каждый раз, когда она смотрела на эти холодные глаза, неживые лица, ей казалось, что она видит Хильду Стоунбрук. Тогда она старалась побыстрее закрыть глаза и вспомнить любимые пейзажи. Больше всех ей нравился Тернер с его расплывчатыми кораблями и морем, таким буйным и таким далеким. Так было интересно думать, что и отец мог где-то точно так же плыть и сражаться со стихией. Не меньше ее привлекали Коул и Чёрч, но мистер Смитон упорно пытался приучить ее к тому, чтобы смотреть на портреты.
— Ну, как тебе? — он встал за ее спиной. — Впечатляет?
— Впечатляет. Но мне у Да Винчи нравятся и другие работы. — не отступала она. — У него был один пейзаж…
Она принялась рыться в стопке журналов, но Волшебник взял ее за руку и снова подвел к репродукции Моны Лизы. Он повесил ее в своих теплицах, и портрет молодой женщины висел между веток магнолий и дубов. Приглушенные краски казались более выпуклыми при свете, льющемся через просветы листьев, и ей показалось, что эта красивая женщина смотрит на нее. Она читала об этом эффекте в одной из статей; оказалось, что это было не так страшно, как она представляла себе.
— Ты еще научишься любить портреты. — задумчиво произнес Волшебник. — Обязательно найдется тот человек, который подведет тебя к ним за руку и будет стоять с тобой столько, сколько потребуется.
— Это вы про себя говорите? — она повернулась к нему, надеясь увидеть улыбку, но Волшебник серьезно смотрел сквозь картину.
— Нет, кто-нибудь другой. Знаешь, тебе ведь будет сложно найти себе мужа. — внезапно заявил он.
— Бабушка тоже так говорит. — угрюмо подтвердила она.
— Ну нет, — отмахнулся Волшебник. — Твоя бабушка, уж извини меня, большим умом не отличается, болтает всякую чепуху. Я говорю, что тебе будет слишком сложно его найти, потому что ты у меня слишком самостоятельная.
— Я вообще замуж не выйду.
— Конечно! — саркастично воскликнул он. — Выйдешь. Обязательно выйдешь. Я самостоятельно тебе сосватаю хорошего человека.
— Вот еще, — фыркнула она. — Найдете кого-нибудь непонятного.
— Ты меня обижаешь, Мадаленна, — Волшебник обиженно посмотрел на нее. — Нет, моим выбором ты останешься довольна, обещаю. И потом, тебе уже четырнадцать, пора задумать если не о браке, то о взрослой жизни. Куда ты собираешь поступать?
— Не знаю. — она облизнула ложку варенья и посмотрела на картину.