Мистер Смитон знал о чем говорил, когда убеждал Гилберта в том, что смерть открывала новую дверь, как бы страшно эти слова не звучали. Он познакомил ее с Эйдином, он убеждал ее все это время обратить внимание на то, что его друг — хороший человек, и когда все случилось, Филип улыбнулся и ушел не попрощавшись. Она скорбела, она рвалась к нему, но теперь у нее был Эйдин, и Мадаленна вдруг почувствовала, что это за желание собственничества. Оно оказалось страшным зверем; ей вдруг захотелось, чтобы Гилберт никуда не уезжал, чтобы он больше никогда не видел Линду. Она глубоко вздохнула и сжала виски — в последнее время все было таким обостренным, таким болезненным, что Мадаленна боялась потерять над собой контроль.
— Я подумала, — тихо сказала она. — Наверное, я все же не удержусь от того, чтобы не называть вас по имени.
Он промолчал, но в глазах у него снова было столько счастья, что Мадаленна оставалось удивляться — как могло в одном человеке умещаться столько горя и радости. Она бы и не знала, что они могут соседствовать.
— Когда я получу развод, — твердо произнес он. — Ты согласишься выйти за меня?
Мадаленна усмехнулась. Они уже были женаты, всего несколько дней назад носили общую фамилию Гатри. Она как раз хотела рассказать об этом мистеру Смитону, хотела, чтобы они вместе посмеялись над смешной историей. Хотела отвести взгляд, когда бы на полуоборванном смешке Гилберт посмотрел на нее. Но Филип и так все знал; он догадывался о том, что будет еще когда она вошла в его сторожку, не посмотрев на Эйдина.
— Бабушка говорила, что воспитанная девушка должна четыре раза отказать, — проговорила она. — И только на пятый согласиться. Я всегда думала, это же какой поклонник согласится пять раз просить руки и сердца одной девушки?
— Хоть шесть раз.
— Не надо. — Мадаленна взяла Гилберта за руку и пристально посмотрела на него; она не замечала до этого времени, какие кудрявые у него волосы. — Не надо. Вероятно, я не настолько воспитанная девушка, раз соглашаюсь сразу же. Но мой ответ вы уже знаете.
— Я могу как-то помочь? Могу хоть что-нибудь сделать?
Мадаленна поглядела на окна особняка, и ей показалось, что в окне мелькнула какая-то тень. Если это был призрак, то ее будет ждать интересный разговор.
— Поцелуйте меня, пожалуйста, еще раз.
Руль в его руках дернулся, и она снова заглянула в успевшие потемнеть голубые глаза. Этот поцелуй был мягким, но не таким робким. Мадаленна искала того же счастья и находила его. Теплая волна накатывала на нее все чаще и чаще, и она первой положила руки ему на плечи. Она положила голову ему на плечо и бережно дотронулась до мягких складок на хлопковой рубашке. Господи, как же не хотелось отпускать его, снова быть одной и стоять у окна с зажженной свечой, понимая, что это одиночество ничем не исправить. Мадаленна слышала, что на подъездной аллее зашуршал гравий, открылись ворота, но не повернулась — это были наверняка слуги, приехавшие по приказу Эдварда. Она все еще крепко обнимала Гилберта, когда тот вдруг выпрямился, будто увидел то, чего явно не ожидал увидеть. Мадаленна неохотно повернулась к окну и едва истерически не рассмеялась. Она знала, что в жизни часто бывают забавные совпадения, но чтобы настолько — нет, про это можно было пьесы писать. Как воплощение Гнева перед машиной стояла Аньеза, и в ее глазах было только возмущение и негодование. Эйдин было открыл дверь, чтобы выйти, но Мадаленна удержала его за руку.
— Не надо.
— Я все объясню. — тихо ответил Гилберт. — Я не хочу, чтобы ты отвечала одна.
— Мне все равно придется разговаривать с мамой одной. Лучше я, чем вы.
Мадаленна не вышла их автомобиля, не открыла окна, только махнула рукой матери и пригладила волосы. Аньеза ничего не ответила, даже не покачала головой, просто развернулась и пошла по направлению к дому. Ее появление не стало для ее дочери неожиданностью, она понимала, что Аньеза должна была приехать после такого известия. Только вот Мадаленна никак не могла вспомнить, кто сообщил ей об этом. Кривая усмешка исказила ее лицо, и Гилберт бережно коснулся ее щеки рукой. Она посмотрела на него и постаралась запомнить Эйдина таким, каким она увидела его сегодня. Черные кудрявые волосы, голубые глаза, нежная улыбка — пусть ее навсегда выгонят из светского мира, но просто так отпустить возможность быть рядом с любимым было невозможно. Она и так знала, что сказала бы мама. Аньеза и так не одобряла ее чувства, она предупреждала, что все может обернуться по-другому, и тогда Мадаленне придется отвечать за то, что она увела человека из другой семьи. Но она была к этому готова.
— Мадаленна, — Гилберт мягко развернул ее к себе. — Мне все равно придется разговаривать с твоей матерью, все равно придется просить разрешения на брак, так почему… — она не дала ему закончить и пригладила помятый воротник.