Проснулась Мадаленна утром и без будильника. Лениво ежась, она посмотрела на часы — было ровно полвосьмого утра. Времени было предостаточно, и она откинулась на подушки. Вместе с ней просыпалось и ее сознание, и она старалась не думать о том, что теплицы были совсем рядом со Стоунбрукмэнором. Она перебирала руками одеяло и смотрела по сторонам, занимая себя всякой ерундой. На потолке пятно стало не таким желтым, оно потускнело; оказалось, кто-то его мастерски заштукатурил. У правой стены стоял ее поломанный комод, с правым ящиком, который упорно не хотел выдвигаться, у левой — зеркало, в которое она не так часто смотрелась. Бабушка не любила, когда ее внучка слишком много времени уделяла своему внешнему виду, требуя только, чтобы платье было немятым и чистым, а волосы — прибранными. Для подобного зеркало было ненужной вещью. В этой комнате Мадаленна провела бог знает сколько лет, она даже сбилась со счету, хоть и прекрасно помнила, что в конце февраля ей исполнился двадцать один год; просто в доме Бабушки каждый год шел за два. На комоде что-то блеснуло, и Мадаленна подтянулась на локте, старясь присмотреться к вещи. Утром та почему-то казалась удивительной, и ее хотелось рассматривать и рассматривать. Находкой оказалась миниатюрная вазочка с магнолией из их теплиц. На минуту она окаменела. Цветок был живым, красивым, свежим, хотя его хозяина уже не было в живых. На лицо она нисколько не изменилась, там застыло все то же безмятежное выражение; так происходило, когда боль обрушивалась, но позволяла почувствовать себя гораздо позже. Стебель хрустнул в ее руках, и Мадаленна бросила цветок на ковер и сжала руки в кулаки. Первый шок произошедшего начинал рассеиваться, уступая полному осознанию, и осознание это наступало в одну минуту, заставляя ее застывать на месте и растерянно смотреть в пустоту.
Она рывком поднялась с постели и подобрала цветок — еще одно напоминание о любимом садовнике, на которое она сможет посмотреть немного позже. Надо было собираться в университет, тем более, что дорога из Стоунбрукмэнора до Гринвичского университета была гораздо длиннее, чем от бульвара Торрингтон. Мадаленна постаралась ужаснуться возможности опоздать, но не почувствовала никакого страха из-за этого. Просто пожала плечами и стала натягивать на себя одежду из чемодана. Пиджак был немного мятым, и юбка собралась в складку, но ее это нисколько не тронуло, и она стряхнула с блузки пыль. «Мистеру Смитону не понравилась бы подобная неряшливость, » — внезапно мелькнула мысль, и она с раздражением посмотрела на свое отражение. Надо было привыкать жить с осознанием того, что ее будет некому больше ругать и мягко отчитывать за то, что она не носит красивую одежду. Однако мысль никуда не исчезла, а, наоборот, появилось ощущение, что если Мадаленна выйдет так из комнаты, на пороге ей преградит путь призрак садовника и строго накажет переодеться. «Если бы так, » — усмехнулась она и посмотрела в окно. Захотелось расплакаться. В глазах снова защипало, и Мадаленна закинула голову назад, чтобы слезы хоть на немного, да исчезли. Она потрясла головой и вышла из комнаты, пытаясь вспомнить, в какой из комнат лежит утюг. Она зашла в спальни нескольких горничных, но нигде не было ни утюга, ни гладильной доски.
— Мадаленна! — вдруг послышался голоса мамы снизу; Мадаленна замерла. — Ты уже встала?
— Да, — помолчав, ответила она. — Я собираюсь.
— Спускайся вниз, каша стынет.
Казалось, все было как обычно. Не хватало только крика Хильды, ее вечного бурчания и страдальческого взгляда Фарбера с его вечной фразой: «Да, мадам.» Как так получилось, что теперь Мадаленне думалось — именно тогда, в те дни, она и была абсолютно счастливой? Рядом с ней была ее мама, она надеялась, что вернется отец, был жив мистер Смитон, и она только познакомилась со странным джентльменом, чьи убеждения были слишком непохожими на ее? Она снова застыла у двери в комнату и поймала себя на том, что смотрит на синюю занавеску. Надо было собираться; если не выйдет из дома через пятнадцать минут, в университет можно было не идти совсем.
— Я пытаюсь найти утюг. — крикнула она, не надеясь, что ей ответят.
— Посмотри в комнате Мэри, — после паузы ответила Аньеза. — Это четвертая дверь справа.