Магнолии были свежи (СИ)

Она все-таки принялась разыгрывать театральную мелодраму, но как без этого? Вообще, вся ситуация отдавала театральностью. Обманутая жена, коварная разлучиница, не хватало только бедного мужа и неожиданного любовника жены. Мадаленна была уверена, если не запирать дверь и принимать всех, кто будет приходить из университета, то сможет набраться отличная труппа для комедии, в финале которой кого-то убивают. Линда встала из кресла и подошла к ней. Она молчала, не смущаясь, рассматривала ее. Линда была красива, Мадаленна снова отметила это, но желания съежиться под насмешливым взглядом, оправить платье и пригладить волосы, не возникло. Мадаленна спокойно смотрела на нее в ответ; миссис Гилберт могла сколько угодно пытаться заставлять ее смущаться и краснеть, но все эти попытки были тщетными, потому что Мадаленна знала чудесную истину — Эйдин любил ее, и все остальное было неважно. Вероятно, вердикт тщательного осмотра Линду не удовлетворил, и она сокрушенно вздохнула и подошла к лестнице, по пути закуривая новую сигарету.

— Могу я узнать, что вам нужно миссис Гилберт? — повторила она, но та только усмехнулась и дотронулась до перилл.

— У вас прекрасный дом, Мадаленна. У кого вы брали эти обои?

— Это не мой дом, он принадлежит моим родителям, поэтому по всем вопросам интерьера прошу обращаться к ним. И у нас не курят, пожалуйста, потушите сигарету.

Линда снова усмехнулась и изящным движением смяла сигарету в пепельнице. Она привыкла всегда находиться в центре внимания, и даже сейчас Мадаленна заметила, что та стояла к ней исключительно с левой стороны; вероятно, она полагала, что это ее лучший ракурс. Высший свет накладывал особый отпечаток на поведение человека, и Мадаленна мысленно поблагодарила Аньезу за то, что та так долго не впускала ее в это общество. Наконец Линда снова подошла к лестнице и без разрешения присела на ступеньки. Это начинало медленно раздражать.

— Какая красивая лестница? — Линда стукнула по ступенькам каблучками. — Знаете, я всегда мечтала устроить на подобной лестнице сцену.

— Почему вы решили, что сейчас будет сцена? — холодно спросила Мадаленна и подвинула пепельницу подальше от ковра — если Хильда узнает, что испортили ее любимый ковер из Марокко, то особняк мог взлететь на воздух.

— Ну а как же без сцен, моя дорогая, — улыбнулась миссис Гилберт. — Это классическая картина — обманутая жена и любовница.

— Я не любовница.

— А кто же вы?

Мадаленна хотела отвернуться, но силой воли заставила себя и дальше смотреть на миссис Гилберт. Ей было страшно, она не знала, что делать, и внезапное желание, чтобы здесь появилась мама, так сильно забилось в ней, что она почувствовала, как внутри нарастает тревога. Но теперь Мадаленна была взрослым человеком, она взялась за то, чтобы нести ответственность за свои поступки, и появление Линды и было первым заданием, которое ей следовало не провалить. В глазах света она и правда была любовницей, на руках были неоспоримые факты, но для Гилберта Мадаленна была любимой, и какую бы пошлость не вообразил себе свет, она собиралась стоять до конца на своем. Мадаленна попыталась представить, что сзади нее сидит мистер Смитон, и это придало ей сил. Нужно только поверить, что она не одна.

— Я его любимая.

Она вдруг услышала какой-то странный короткий звук и недоуменно посмотрела по сторонам, но потом Линда залилась смехом, и все стало понятно. Миссис Гилберт смеялась над ней, но Мадаленна не собиралась ее останавливать. Эта женщина могла сколько угодно насмехаться над ее убеждениями, высмеивать ее отношения; это не трогало ее. Она снова подошла к столику и принялась перебирать корреспонденцию. Линда все-таки успокоилась, и, вытянув из миниатюрной сумки носовой платок, аккуратно прошлась им по ресницам.

— А вы еще интереснее, чем я рассчитывала, — звонкий смех все еще переливался в ее голосе. — С вами так просто нельзя. Но какая святая простота! Видимо, это и привлекло моего мужа в вас.

— Могу я еще раз поинтересоваться, что вам нужно?

— Все очень просто, — улыбка снова появилась на ее лице. — Мой муж.

— Как вы можете видеть, мистера Гилберта в этом доме нет. — Мадаленна сжала в руках костяной нож для бумаг и попыталась вдохнуть полной грудью. — Возможно, вам стоит поискать его в другом месте.

— Какая прелесть, — протянула Линда. — С моим мужем вы, конечно, так неуважительно не разговариваете? Вам не кажется, Мадаленна, что любовницам следует более уважительно общаться с женами? То есть, — искусственно спохватилась она. — Любимым женщинам, прошу прощения. Я забыла, что вы не любите, когда вам говорят правду ы лицо. Хотя, — она встала и села в кресло. — На женщину вы пока что еще не тянете. Вы же не обижаетесь на мои слова, дорогая?

— Я прошу называть меня по имени, и еще прошу пересесть из этого кресла. Это единственный экземпляр Эдвардианской эпохи, и моя бабушка не любит, когда в нем сидят.

— Это действительно мило! — Линда очертила в воздухе рукой непонятную фигуру. — Вы так стараетесь не потерять лицо! Это ведь ваш первый разговор, Мадаленна?

— И смею надеяться, что последний.