Магнолии были свежи (СИ)

— Вы все еще уверены, что вашей любви ему хватит? — ласково спросила Линда. — Одно мое слово, один намек на вас и его… — она взмахнула рукавом золотого платья, и Мадаленна показалось, что на пол посыпались искры. — Подумайте, Мадаленна, может ваше чувство далеко не так чисто и благородно, если вы готовы допустить это.

Мадаленна ненавидела Линду, но прежде чем успела что-то сказать, смех поплыл по коридору, и, что-то весело напевая, миссис Гилберт снова вошла в библиотеку. Можно было закрыть уши, но смех все еще звенел в голове, и, понимая, что она больше не вынесет ни секунды, Мадаленна сорвалась с места и понеслась по коридору, не думая, что ее кто-то увидит. Она бежала от Линды, а та преследовала ее серебристыми колокольчиками, пока дверь какого-то кабинета не закрылась за ней, и она не очутилась в полутемной аудитории. В полвосьмого вечера уже начинало темнеть, и Мадаленна видела только очертания доски и столов. Это было прощание. Она больше никогда его не увидит, она больше никогда никого не полюбит. Она провела ладонями по лицу и невольно улыбнулась, когда вспомнила лицо Эйдина: милое, доброе, любимое; — теперь она понимала, почему Бабушка вышла замуж без любви — это было проклятие. Надо было уходить из университета, но, остановилась она на пороге, нужно было последний раз увидеть его и последний раз поцеловать. Мадаленна собиралась открыть дверь, когда услышала шаги в коридоре и отошла назад, облокотившись о стол. Дверная ручка осторожно скрипнула, и в проеме она увидела Гилберта. Он осматривался по сторонам, пытаясь найти ее, и когда он чуть не нажал на выключатель света, Мадаленна сказала:

— Не надо. Тут достаточно светло.

— Я боялся, что ты уехала, — помолчав, произнес Гилберт и прошел внутрь, пропустив луч света в кабинет. — Боялся, что так и не увижу тебя.

— Фактически, вы меня и сейчас не особо видите. — усмехнулась Мадаленна, но он промолчал.

— Я не хотел, чтобы ты слышала все, что они говорили. Извини меня.

— Это не ваша вина, и я на вас совсем не сержусь.

— Я не думал, что Линда придет, — он сделал шаг в темноту, и Мадаленна удержалась, чтобы не взять его за руку. — Отвратительная комедия.

— Я знала, — брякнула она, прежде чем вспомнила, что разговор остался в тайне.

— Откуда?

— Она же ваша жена, — нашлась она. — А женам пристало появляться на таких вечерах.

— Это временно. Через месяц у нее таких прав уже не будет.

Мадаленне захотелось заплакать — так близко он был с ней, и, при этом, с каждой минутой становился все более далеким. Ощутить напоследок родные объятия, дать возможность любить и быть любимым человеком; как можно было от всего этого отказаться? И как после этого можно было перенести холод? Мадаленна позволила себе первой взять его за руку и потянуть к себе. Эйдин не сопротивлялся и присел на стул; теперь она видела его лицо немного в тени, видела, как в глазах у него вспыхивали знакомые огоньки, от которых с ней творилось непонятное. Мадаленна провела рукой по его щеке и пригладила успевшие растрепаться волосы; на такую смелость в обычное время она бы и не решилась, однако это было прощание, и она понимала, что после своего отказа, скорее всего, даже не разрешит смотреть в его сторону. Мадаленна улыбнулась, почувствовав знакомое прикосновение губ к запястью.

— Я разрушу твою карьеру.

— Все равно. — прошептал он.

— Рассорю с твоей дочерью. — она изо всех сил пыталась придать голосу твердость.

— Она поймет.

— Поставлю крест на всем, к чему ты так долго шел. И в конце ты меня возненавидишь.

— Что за глупости? — Мадаленна услышала, как его голос стал сердитым. — В чем дело?

— Здесь немного прохладно, — она хотела встать, но Гилберт крепко взял ее за руку. — В прошлом году апрель был теплее.

В прошлом году она сидела в теплицах и учила историю средневековой архитектуры, уныло думая о том, что на место мистера Флинна придет новый преподаватель. Она его заранее ненавидела, придумывала десятки причин, почему он должен был быть хуже Флинна, так кто же знал, что все обернется этим? Аньеза. Она с самого начала все поняла, но предупредила, когда процесс стал необратимым.

— Мадаленна, — в тоне голоса не было ни намека на веселье. — Я не слепой и не глухой, в чем дело? Это все из-за этих дурацких разговоров? — он пододвинул стул поближе и заглянул ей в глаза. — Не обращай на них внимания, они — циники и лицемеры, если хоть один вечер послушать их, можно стать полным дураком! Так это из-за них?