Послышалось вежливое покашливание, и Мадаленна увидела в отражении стекла, как от двери отделилась знакомая фигура. Она не стала сразу поворачиваться, тем более Харрис задумчиво водил рукой по папкам и ничего не говорил. Она слышала, как Эйдин что-то напевал себе под нос, чувствовала все тот же запах одеколона, и на минуту ей стало физически больно от того, что она лишилась этих объятий.
— Меня позвали, чтобы просто здесь постоять? — голос его был все таким же холодным. — Если да, то я пойду.
— Подожди, — устало отозвался Харрис и кивнул Мадаленне. — Присядь, у нас тут сложный разговор.
Гилберт опустился в кресло позади Мадаленны, и она повернулась в сторону Рочестера; так он мог видеть ее профиль, но не лицо. Гилберт не глядел на нее, и Мадаленна ограничилась сухим поклоном, тот лениво кивнул в ответ. Как все это было непохоже на прошлое, и как сильно она начинала ненавидеть его за ту боль, которую испытывала каждый раз, когда видела его равнодушный взгляд.
— Мисс Стоунбрук, — взял на себя инициативу Рочестер. — Мы понимаем, что, возможно, вам неинтересна ваша деятельность, но почему все нужно так решать сгоряча? Почему все не обдумать, не взвесить?
— Сэр, я все обдумала и взвесила. Я посоветовалась с родителями, и они согласились.
— Эйдин, — обратился к нему Харрис. — Дело в том, что мисс Стоунбрук решила поменять место учебы, она уходит из университета и поступает на другую специальность. На кого еще раз, мисс Стоунбрук?
— На агронома, сэр.
Послышалось сдавленное фырканье, и Мадаленна недовольно посмотрела на профессора Рочестера; тот упорно пытался сдержать смех, однако у него это не получалось. Конечно, такой контраст для него — из Миланской пинакотеки в Порстмутские теплицы! Но Мадаленне смеяться не хотелось; хотелось, чтобы этот совет поскорее закончился, хотелось побыстрее запереться дома, хотелось, чтобы Гилберт перестал смотреть сквозь нее со скучающей гримасой. Разумеется, ему было все равно, ему не было никакого дела до какого-то студента; старая обида снова разожглась в ней, и она с трудом заставила себя отвести взгляд от кресла, в котором он сидел.
— Мисс Стоунбрук, простите мне мой смех, — наконец успокоился Рочестер. — Но ведь это совсем нелепо, что вы будете делать, когда выучитесь на агронома?
— Она будет сажать цветы, — вдруг раздался голос Эйдина, и Харрис недовольно на него посмотрел. — Отличная профессия, что вас не устраивает?
— Меня не устраивает, что лучшая студентка курса решила вдруг уйти. — отрезал заместитель декана. — И, главное, я не могу понять причины. Эйдин, ну что ты ничего не скажешь? Между прочим, ты сам мне говорил, что Мадаленна — лучшая из всех твоих студентов!
— Если студент больше не видит себя в этой профессии, я не собираюсь удерживать его и мешать поискам себя.
И опять этот ровный, безучастный тон. Мадаленна старалась, видят Небеса, она держалась до последнего, но терпеть эту холодность больше не было сил. Она резко повернулась в его сторону, и если бы Гилберт не смотрел с интересом на пол, то, наверное, бы сгорел под этим взглядом. Она его ненавидела больше всех, и в жизни больше не желала видеть. Мадаленна могла понять его обиду, могла понять его разочарование, но так мучить ее после всего того, что она сказала ему, не догадаться, почему она написала ему это письмо — так было нельзя. Гилберт прекрасно знал, он видел, что она не была равнодушна к нему и все равно продолжал свою ужасную игру, все равно выводил ее из себя и заставлял ее сжиматься в один нерв. Сейчас; Эйдин отлично знал, что Мадаленна смотрела на него, но предпочитал рассматривать свои ботинки, вместо того, чтобы хотя бы один раз не окатить ее холодной водой.
— Сэр, — она повернулась к Харрису. — Есть еще одна причина.
— Какая? — нетерпеливо спросил он. — Объясните нам эту причину, Мадаленна, в конце концов, чтобы мы перестали гадать!
— Дело в том, что в конце марта я потеряла своего близкого человека, сэр, — говорить о смерти Филипа все еще было сложно. — Агроном Филип Смитон, он был очень близким другом моего дедушки, и, — она запнулась и судорожно сглотнула. — И моим. Он умер и оставил мне на попечение теплицы. По завещанию я должна была вступить во владения и возобновить их работу, а без должных знаний я этого сделать не могу.
— А почему вам не может помочь ваш дедушка? — поинтересовался Рочестер, и искоса Мадаленна увидела, как Эйдин быстро встал.
— Мой дедушка умер, сэр. Десять лет назад.
— О, — сконфуженно пробормотал профессор. — Я прошу прощения, мисс Стоунбрук, я не хотел.