Маяк Свана

– Доктор Адамс… – позвал ее затонувший корабль.

И Мари открыла глаза.

– Меня восхищает ваша самоотверженность, – прозвучал тот же голос, – но не лучше ли было просто нанести мне визит, вместо того чтобы укладываться на соседнюю койку?

– Эванджелина! – Мари приподнялась на локтях, не обращая внимания на забинтованную руку и головную боль.

Старая дама улыбнулась ей в ответ. Лицо у Эванджелины Девон было бледное и осунувшееся, зато голубые глаза весело блестели.

– Вы очнулись? – обрадовалась Мари. – Как вы себя чувствуете?

– Бывало и лучше, – отозвалась Эванджелина. – Но когда я узнала, что вы получили по голове кораблем, подумала, что зря себя жалею.

«Кораблем…» Это объясняло пульсирующую боль в черепе. Мари поднесла здоровую руку ко лбу и нащупала здоровенную шишку. Кроме них с Эванджелиной в палате никого не было; за окном темнело вечернее небо. Мари постаралась понять, как она здесь оказалась, но ее воспоминания заканчивались на затонувшем паруснике, лежащем среди рифов отмели; она помнила лишь золотые монеты, мерцающие в толще воды, и юношу, стоящего на страже. Этот юноша был плодом ее воображения. А как же все остальное?..

– Что произошло? – спросила она.

– Насколько я поняла, один из сотрудников «Тича» вытащил вас с мистером Генри на палубу их судна, после того как они перевернули вашу лодку, – ответила Эванджелина. – Такой высокий джентльмен с очень низким голосом. По-видимому, он не захотел участвовать в убийстве. Мистера Генри их судно чуть ли не протаранило, а вы сразу ушли под воду и вынырнули прямо под днищем. Но врачи заверили меня, что с вами обоими все будет хорошо.

Мари вспомнила, как плыла вверх, к солнцу, в золотом сиянии. И теперь сквозь пульсирующую боль в голове пробилось другое воспоминание – о том, что она знала уже целую неделю, пока Эванджелина была в медикаментозной коме: «Вместе с мистером Роландом 3 марта 1914 года запечатлена его жена Руби, а также их дети…»

– Вы из Норманов! – вырвалось у нее.

Эванджелина смотрела на Мари, откинувшись на подушки, с непроницаемым выражением лица.

– Вы дочь Кортни Роланда.

– Очень хорошо, Мари, – кивнула старая дама. – Даже люди из «Тича» не смогли это выяснить.

– Но я не понимаю… Зачем вы всё это затеяли?

– Ради Сильвестра Свана. Вы нашли какие-нибудь сведения о нем после тысяча девятьсот тринадцатого года?

– Мы пока не до конца восстановили дневник Клары Веттри, – сказала Мари. – Последние страницы, на которых говорится о ее жизни с Лу Роландом, хорошо сохранились, но первые сильно пострадали от времени, а скорее всего именно на них нужно искать свидетельства о той ночи, когда упал маяк. Так что мы всё еще не знаем, что случилось с Сильвестром Сваном.

На какое-то время в палате воцарилось молчание, нарушаемое писком медицинской аппаратуры и вздохами ветра за окном.

– Я знаю, – наконец тихо произнесла Эванджелина, закрывая глаза. – Я была там. Это мое самое первое воспоминание.

Мари затаила дыхание:

– Вы были на скале?

Эванджелина кивнула, не открывая глаз:

– Я не понимала тогда, чему стала свидетельницей. Суть того, что там происходило, открылась мне позже. Мы переехали в Соединенные Штаты, когда я была очень мала. А о Сване я узнала лишь после смерти отца, когда мы с моим братом Филипом разбирали его вещи. Тогда мы нашли его переписку с нашей матерью – он писал ей из Чарлстона, куда сначала уехал один, чтобы обустроиться, а потом уже перевезти нас всех. Первое письмо датировано декабрем тысяча девятьсот тринадцатого года.

– Вскоре после того, как маяк рухнул в океан…

– Совершенно верно. В том письме отец поведал о человеке, который спас ему жизнь. Того человека звали Сильвестр Сван. Тогда я все поняла.

Мари так крепко сжала край одеяла, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Что вы поняли?

– Я запомнила его глаза. – Эванджелина помолчала, и даже приборы как будто притихли в палате. – У него были такие печальные серые глаза… Он сказал мне, что его зовут Сван. Сказал, что я должна послушать его очень внимательно. И я послушала. А потом мы с его псом сидели в каком-то доме, и я боялась пошевелиться. Эти воспоминания всегда оставались очень отчетливыми, но я не знала, откуда они взялись, пока не прочитала письмо отца. И все равно восстановить полную картину мне не удавалось, я постоянно ломала голову над тем, что тогда могло произойти. Когда жить в такой неопределенности уже было невозможно, я решила во всем разобраться до конца, нашла Кэтрин Меттл и услышала от нее легенду о смотрителе маяка. – Эванджелина прерывисто вздохнула. – Я по-прежнему не знаю, как оказалась в детстве на скале в ту ночь. Но думаю, что Сильвестр Сван действительно спас моего отца, и боюсь, что ценой собственной жизни.

У Мари уже онемели пальцы, которыми она комкала край больничного одеяла, но она сжала их еще крепче.

– Вы хотите сказать, что Сильвестр Сван мог быть на маяке, когда тот обрушился в океан?