Чувствуя, как горят щеки, Мари опустила взгляд на фотокарточки, начала их перебирать, и буря противоречивых переживаний постепенно унялась. Потому что на каждом снимке у нее в руках оживали эпизоды из прошлого, фрагменты застывшего времени, проведенного Кларой Веттри на скале. Там было еще несколько фотографий «Сент-Грей» в волнах у подножия и маяка, снятого из окна домика Сильвестра Свана. Еще маяк, с разных ракурсов, и океан, и много фотографий темноволосого парня, играющего с лабрадором. Была Цветочная гавань, переполненная стоящими на якоре судами. И ягоды странной формы – какие-то кособокие. И… Мари затаила дыхание. Там был старик, закрывающий ладонью лицо от объектива камеры – рука, заснятая в движении, казалась размытым пятном и не могла скрыть его полностью. Мари сама не ожидала, что ее накроет такая волна эмоций. Перед ней был Сильвестр Сван спустя сотню лет забвения.
– Вот еще одна связь, – сказал Джулиан, тронув ее за плечо.
– Между кем?
– Между Веттри и Норманами. – Он указал на экран мобильного телефона. – Клара вышла замуж за потомка Норманов, его звали Луис Роланд. Я заглянул в конец дневника. Клара и Лу жили в Сент-Джонсе. Она пишет, что муж ушел добровольцем на Первую мировую войну, а ей остается лишь надеяться, что стремление Лу всегда поступать правильно не приведет его к гибели.
Мари нахмурилась. Она искала сведения о Кортни Роланде, но никаких упоминаний о Лу ей не попадалось.
– В дневнике есть что-нибудь еще о нем? – спросила она.
– Клара записала номер его полка. Давай посмотрим… – Джулиан свернул скрины страниц из дневника и открыл базу данных Архива Мемориального университета. – Его полк дислоцировали в Грецию в тысяча девятьсот четырнадцатом году для оказания помощи в военных действиях в Средиземноморском регионе. Вторая запись касается переброски части полка в ноябре следующего года в Марсель на борту… – Он замолчал, не сводя глаз с экрана.
Мари догадалась обо всем раньше, чем он договорил. Рейс во Францию в ноябре. Этот маршрут был четко вычерчен в ее памяти. Синие тугие волны моря лопаются от взрыва торпеды. «Не может быть…»
– На борту… – заставила себя выговорить Мари, подгоняя Джулиана.
Он перевел взгляд на нее:
– На борту британского военного транспорта – парохода «Калифорниец».
Сван
Ноябрь подходил к концу – Сван даже не сразу это заметил, поскольку Клара взяла ведение вахтенного журнала на себя. Она купила в городе небольшую тетрадь в кожаном переплете, аккуратно подклеила в начале вырванные из журнала Свана последние страницы с записями о ней самой и о «Сент-Грей» и продолжила вносить туда краткие сводки погоды, сведения о проходящих судах и о работе маяка, перемежая их с собственными размышлениями обо всем, что она видела на скалах и в городе. Неспешно, но неуклонно воздух становился все студенее, ветра – злее, солонее, сильнее. И однажды ранним утром, особенно ветреным, башня издала такой громкий стон, каких Сван еще от нее не слышал.
Дело было вскоре после рассвета, Клара только что погасила огонь в фонарном отсеке, а Сван уже проснулся по старой привычке, но еще не встал с постели. Небо в окне было бледным, как каменная кладка башни, воздух казался густым и колючим от мороза. Сван лежал, рассматривая фонарное увеличительное стекло с парохода «Сент-Грей», которое ему подарила Клара в первое утро, сказав, что оно похоже на те, из которых состоит маячная линза. Стекло было ледяным. Сван хранил его за изголовьем кровати и сейчас задумчиво поглаживал пальцами отшлифованные края. Попутно он вспомнил, что надо бы отнести в фонарный отсек кирку из сарая, потому что скоро придется сбивать лед с галереи и оконных балок.
И тут башня вздрогнула, издав протяжный звук, больше похожий на звериный вой, утробный, мучительный, оборвавшийся хрипом, который заметался эхом на скале. Когда он смолк, казалось, вся скала содрогнулась; чайки, бродившие по примятой ветрами траве, всполошенно разлетелись, быстро превратившись в чернильные, будто вычерченные линейкой «галочки» на небе. Стой залаял. Сван, вскочив с постели, ринулся на кухню, откинув оранжевую занавеску, и замер, увидев там Клару, возившуюся со своим фотографическим аппаратом. По тому, как у нее дрожали руки, Сван догадался, что она тоже слышала стон башни.
– Надо сделать еще фотографии на скале, – торопливо сказала она, не поднимая головы, а потом вдруг вскинула свой черный ящик, и Свана ослепила вспышка.
– Что ты делаешь?! – выпалил он, закрыв рукой лицо.
Из боковой комнаты высунулся растрепанный спросонок Лу.
– Что это было? – растерянно спросил он.
– Она меня ослепила! – прорычал Сван.
– Нет… до этого, – помотал головой Лу. – С маяком все в порядке?
И Свану почудилось, что в доме стало еще холоднее.
За все то время, что молодежь жила на скале, только Клара общалась с маячной башней и понимала, что та говорит. Лу никогда не различал звуков, которые издавали камни, и тот факт, что он услышал башню сейчас, подтверждал, что она в отчаянии и что беда ближе, чем Сван думал.