Майя

– Что ты мне объяснишь? Не нужны мне твои объяснения! Я добьюсь, чтоб тебя самого казнили, вот увидишь!

Пакада напыжился, выпятил грудь и с тяжеловесной важностью произнес:

– Сайет, прошу прощения, но мне с вами необходимо переговорить. Возможно, вам это неприятно, но выбора у вас нет – ворота заперты, и вас я отсюда не выпущу, пока вы меня не выслушаете. Торопиться нам некуда – если хотите, оставайтесь пока здесь, успокойтесь, а потом приходите ко мне.

– Хорошо, – согласилась Майя. – Я пойду с вами. Только сначала… Пришлите кого-нибудь, пусть ему глаза закроют и подготовят к погребальному костру, как полагается. Я за все заплачу.

– Да, сайет, все будет исполнено. – Пакада вышел, кликнул надзирателя и негромко отдал какие-то распоряжения.

Майя молча последовала за ним по длинному коридору. Откуда-то донесся истошный крик. Она испуганно вздрогнула. Начальник тюрьмы взял ее за руку и повел к обитым железом дверям.

В душной каморке на Майю снова накатило отчаяние, и она беззвучно расплакалась.

– У-Пакада, когда я позавчера пришла в тюрьму, вы меня спросили, не принесла ли я отравы, и объяснили, что вам положено следить за тем, чтобы преступники не наложили на себя руки.

Он угрюмо кивнул, поджав губы, словно размышляя, что ей сказать.

– У Таррина не было причин лишать себя жизни. Значит, его кто-то заставил. Почему? И откуда он раздобыл веревку? – спросила Майя.

Он промолчал.

– У-Пакада, я вас на всю Беклу ославлю! – не выдержала Майя. – Вам не поздоровится. – Она схватила пергамент со стола. – Вот, благая владычица его помиловала! Узник находился под вашим присмотром…

От страха толстяк задрожал так сильно, что зазвенели серебряные серьги в ушах.

– Сайет…

– Что?

– Сайет, я вам скажу… только поймите, что мне грозит опасность. Если я вам скажу и об этом узнают, то меня точно повесят.

– А, так это вы его убили?! – вскричала Майя.

– Нет, что вы, сайет! Не убивал я его, честное слово! Я вам все расскажу, без утайки, положусь на вашу доброту, только прошу вас, не гневайтесь!

– Прекратите! – Майя топнула ногой. – Рассказывайте немедленно.

Пакада запер дверь на засов, подошел к окну, опасливо выглянул во двор, прикрыл ставни и уселся рядом с Майей.

– Сайет, вы знаете прислужницу благой владычицы? – зашептал он ей на ухо. – Ту, что из Палтеша с ней приехала?

– Ашактиса? Пожилая смуглянка, разговаривает на палтешский манер?

– Ш-ш-ш! Сайет, говорите потише, чтобы никто не услышал.

– И при чем тут Ашактиса? – неохотно понизив голос, спросила Майя.

– Понимаете, на рассвете мы к казни готовились, жрецы пришли, мы тут… Ну, вам это знать ни к чему… Как вдруг Элиндир, привратник наш, отзывает меня в сторонку, показывает записку с печатью благой владычицы и говорит, что ее прислужница пришла, срочно встречи требует, но за ворота проходить отказывается.

Он многозначительно умолк. Майя ничего не сказала.

– Я к воротам вышел, – продолжил Пакада, – а она стоит, завернутая в накидку с головы до ног, только глаза блестят, да по говору ясно, что из Палтеша. Она велела мне привратника отослать и предупредила, чтобы о приходе ее я никому не рассказывал. Потом вручила мне еще одно послание от благой владычицы, а в нем говорится, что прислужницу надо незаметно провести в камеру к Таррину. Вот я ее и отвел, сайет. Таррин спал еще. Ну, я его разбудил, а он улыбнулся и говорит: «Что, Майя пришла?» Прислужница меня прочь отправила, я ее у входа дожидался. Минут через пять она вышла и обе записки у меня отобрала. Потом я ее снова до ворот проводил, а она и говорит, грозно так: «Ежели благая владычица узнает, что ты хоть одной живой душе проболтался, висеть тебе вниз головой у дороги!» А уж после этого мы Таррина в петле нашли. Сайет, за семь лет, как я начальником тюрьмы поставлен, ни один преступник себя жизни не лишил, клянусь!

Майя молчала.

– Сайет, я вам всю правду сказал. Пощадите меня, нет моей вины! Ежели благая владычица…

– Не бойтесь, У-Пакада, я никому ничего говорить не стану, – рассеянно ответила Майя и встала. – Мне пора. Проводите меня до ворот.

– Сайет, поймите, все равно ведь вы его спасли, – вздохнул Пакада. – Если б его храмовым жрецам отдали, было бы гораздо хуже. А об остальном лучше молчать.

Возчик не дождался Майи. Она закуталась в накидку и, не замечая ничего и никого вокруг, пешком отправилась по зловонным улочкам Шильта к Шельдаду, где наняла другую екжу и вернулась домой, в верхний город.

65 Над бездной

Клинок был прочным – не согнется, не сломается, если ударит в кость, – и острым. Майя позаимствовала его у Бреро, объяснив, что кинжал нужен ей всего на час, и заткнула его за пояс, прикрыв накидкой.

Шкатулку с адамантовым ожерельем Майя зарыла в саду, жалея, что не успела подарить украшение Оккуле или Неннонире, но сейчас было не до этого.

Из дому она вышла пешком и в одиночку, чтобы ее солдат-носильщиков не обвинили в соучастии, отправилась по пустынным ухоженным улицам верхнего города к своей цели. Под лучами утреннего солнца сверкала гладь озера, темной зеленью наливались тени на горе Крэндор.