Майя

– Ты меня обожаешь, шлюха?! Старая корова! – выкрикнула Оккула и запрыгнула на спину Форниде. – Я тебе покажу, как в грязи валяться и еще просить! Кого вчера у помойки мусорщик бастал? Думаешь, я не видела, как ты на карачках вендой подмахивала? Тебя нельзя к приличным людям выпускать, паршивка! Я тебя на цепь посажу, в собачьей будке, чтоб дерьмом закидали!

– Ах, сайет!

– Молчать, свинья! – Оккула задрала холщовую рубаху и изо всех сил отшлепала Форниду по голому заду.

Благая владычица завизжала от боли.

– Перевернись на спину, потаскуха! На спину, кому говорят! Дай мне на тебя посмотреть. Нет, не так! Сколько тебя можно учить?! – Оккула снова отвесила Форниде пинков и плюнула ей в лицо. – Ляжки толстые раздвинь, не то выпорю!

Форнида повиновалась, и Оккула резким движением всунула рукоять скребка между расставленных ног.

– Ай! – взвизгнула благая владычица. – Оккула, больно же! Осторожнее!

– Больно тебе, мерзавка? – Чернокожая невольница опустилась на колени и укусила Форниду за грудь. – А так? Будешь дерзить, я тебе терку между ног засуну, всю дерзость из тебя выскребу! Ах ты вонючка неблагодарная! Я б тебя за десять мельдов продала, только покупатели брезгуют. Ты и не человек даже, горшок поганый!

Оккула присела на корточки над лицом Форниды и помочилась ей в рот. Благая владычица застонала от наслаждения, захлебываясь горячей струей.

– А теперь подотри, сука! Да не тряпкой, языком! Вылижи меня дочиста! – велела Оккула.

Форнида, утратив остатки самообладания и забыв обо всем на свете, зажмурилась и всем телом содрогнулась от похотливого возбуждения. Наконец, удовлетворив свою извращенную страсть, она утихла и, тяжело дыша, блаженно растянулась на полу.

– Ну что, хватит? – спросила Оккула.

Благая владычица открыла глаза, нащупала скребок и отшвырнула его в сторону.

– Ах да, хватит! – простонала она. – Какое неимоверное удовольствие! Только в следующий раз будь осторожнее…

– Если я буду осторожничать, тебе не понравится, ты же знаешь, – невозмутимо ответила Оккула, окуная полотенце в чашу чистой воды и утирая лицо Форниды.

– Знаю, – вздохнула благая владычица. – И откуда тебе все известно! О великий Крэн, как же мне было хорошо! Как жаль, что ты со мной в храм не пошла…

– Давай эту тряпку с тебя снимем, – предложила Оккула, закусив губу.

– Не смей ее в стирку отдавать, – торопливо сказала Форнида. – Это же та самая, в которой…

– Не бойся, не отдам. Тебе искупаться нужно. Ашактиса уже ванну приготовила. Ну все, ступай, я тут приберу и приду. Ты всем довольна?

– Ах, моя черная дикарка! – прошептала Форнида, прильнув к Оккуле. – Какое счастье, что ты у меня есть! Никто во всей империи не осмелится так с благой владычицей обращаться… А эта твоя дурочка Майя – такое разочарование! Подумать только, полгода у Сенчо провела, а так ничему и не научилась! Ничего, зато я над ней знатно подшутила… я тебе потом все расскажу, посмеемся. Я так рада, что у жрецов тебя забрала! Тебе же это по нраву, правда?

– Да, Фолда, ты и не представляешь, как мне это по нраву, – улыбнулась Оккула.

– Ах, я тебя обожаю – дикое, отвратительное, злобное создание! Ты настоящая ведьма!

Оккула посмотрела ей в глаза и кивнула.

– Ох, жаль, я не видела, как ты уртайца заставила невидимый кинжал себе в сердце вонзить! – воскликнула Форнида.

– Мне тоже жаль.

– Ты меня пугаешь! Ты великолепна! Ты знаешь, что такое настоящая жестокость! – Благая владычица сладострастно передернулась, потом утомленно потянулась. – Ах, я так устала! Сейчас искупаюсь – и спать. День сегодня удался.

Она встала, закуталась в поданный Оккулой халат и выбежала из опочивальни. Оккула задумчиво поглядела ей вслед, вернулась и, открыв сундук, помогла Майе выбраться; потом обессиленно оперлась на крышку, утерла покрытый испариной лоб, тяжело сглотнула и поднесла палец к дрожащим губам.

– Ступай скорее, банзи, – чуть слышно прошептала она. – Не останавливайся. Кинжал мне оставь. Зуно у лестницы стоит, он тебя черным ходом выведет. Все, иди уже.

Майя, потрясенная до глубины души, выскочила из опочивальни. Зуно проводил ее до самых ворот. На задворках, в узком проулке она, дрожа как в лихорадке, без сил опустилась на булыжники, и ее стошнило. Перед мысленным взором сверкающими кометами над зияющей жуткой бездной метались безумные воспоминания, намерения и поступки – и Рандронота, и Форниды, и самой Майи. Какой-то старик сжалился над бедняжкой, даже не признав в ней Серрелинду, помог подняться, вывел на улицу и усадил в екжу.

66 И снова над бездной

– …Поверьте, мне очень жаль. Разумеется, на вашем положении среди бекланской знати это не отразится. Мы вам бесконечно благодарны, – сказал Дераккон, глядя на сад благой владычицы за окнами приемной, и до боли вжал ногти в ладонь.