Майкл Льюис

менеджер средней руки присоединился к команде Милкена в Беверли-Хиллс в 1986 году.

Отработав три месяца, он обнаружил, что очередной недельный чек больше обычного на сотню

тысяч долларов. Для премиальных было не время, и он решил, что это простая ошибка

бухгалтерии, о чем и сообщил Милкену. «Нет, - ответил невозмутимый Майкл, - это не ошибка.

Мы просто даем тебе знать, что нам ужасно нравится, как ты работаешь».

Другой беглец рассказывает о первой премии у Милкена. Майкл выписал ему на несколько

миллионов больше, чем тот рассчитывал. Он привык к стилю Salomon Brothers, где премии почти

никогда не превышали суммы, на которую ты имел право рассчитывать. Теперь он в полном

обалдении смотрел на чек, сумма которого была больше, чем годовой доход Джона Гутфренда.

Денег было достаточно, чтобы безбоязненно уходить на пенсию, и он даже не знал, как выразить

свою благодарность. Наблюдавший за ним Милкен подошел ближе и спросил: «Ты счастлив?»

Тот молча кивнул в ответ. Тогда Милкен наклонился к нему и спросил: «Как тебя еще ублажить?»

Своих людей Милкен заваливал деньгами. Сказочные истории заставляли многих

служащих Salomon мечтать о телефонном звонке от Милкена. Эти же истории поддерживали

верность и дисциплину на его торговом этаже в Беверли-Хиллс. Порой создавалось

впечатление, что Милкен был главой религиозного культа. «Мы всем обязаны этому человеку, -

рассказывает один из маклеров фирмы Drexel. - Мы все здесь чужаки. Майкл завладел

личностью каждого». Всякий имеет свою цену. Один из моих бывших сокурсников, перешедший к

Милкену, рассказывал мне, что из 85 человек, составлявших штат торгового этажа в Беверли-

Хиллс, «двадцать или тридцать получают не меньше десяти миллионов, а пять или шесть -

больше сотни миллионов долларов». Все домыслы газетчиков относительно доходов самого

Милкена вызывали только смех у людей в Беверли-Хиллс. И мой приятель, и другие, работавшие там, были убеждены, что Милкен уже заработал больше миллиарда долларов.

Оставалось только гадать, что доставляет больше удовольствия Майклу Милкену - иметь свой

миллиард или наблюдать за агонией Гутфренда, фирму которого захватывал Рональд Перель-

ман, один из крупнейших клиентов самого Милкена. «Я знаю Майкла, и он мне нравится, -

рассказывает Леви Раньери, которого Гутфренд уволил за два месяца до этого (и который

теперь появляется как тень из прошлого). - На его могильном камне напишут: „Он ни разу не

предал друга и не пощадил врага"».

Наезд Перельмана можно было еще рассматривать как возмездие за грехи руководства

Salomon. Мы с Дэшем решили, что захват нашей фирмы не такая уж глупая затея, хотя, вообще

говоря, никто нашим мнением особо не интересовался. Мы знали, что король губной помады

Рональд Перельман, головорез и мерзавец, не имел ни малейшего представления об

управлении инвестиционным банком. Но мы также знали, что если ему удастся захватить

хозяйство Гутфренда, то прежде всего он проанализирует фирму как бизнес, а не как империю, и

это непременно пойдет на пользу Salomon Brothers. Нет спору, захват корпораций часто всего

лишь едва завуалированный грабеж. Налетчики заявляют, что они намерены вымести вон тупых

и ленивых менеджеров, тогда как на самом деле их привлекает только возможность пообщипать

активы компании. Но наш случай был приятным исключением. В Salomon активом были люди. У

нас нельзя было поживиться ни землей, ни деньгами чрезмерно жирных пенсионных фондов, ни

патентами. Здесь цель захватчиков была неподдельно благородна. Наше руководство

заслужило виселицу.

Уолл-стрит еще не знала более нелепого бизнес-плана, чем тот, что приняла фирма

Salomon Brothers на ближайшие месяцы, если только не считать ее же предыдущего плана. У

нашего руководства темперамент и мозги были точь-в-точь как у ливанского таксиста: мы либо

выжимали до предела акселератор, либо изо всех сил били по тормозам. Никакой середины, ни

капли взвешенности в поведении. Когда мы решили, что наше прежнее нью-йоркское помещение

стало тесновато, могли мы, как обычные смертные, просто перебраться через улицу в более

просторный офис? Ни за что. Мы заключили договор с Мортом Цукерманом, застройщиком

площади Колумба, о строительстве самого дорогого и самого крупного небоскреба в Манхэттене.

Сьюзен Гутфренд заказала ящик стеклянных пепельниц, на дне которых был изображен будущий

небоскреб. В конце концов мы откупились от проекта, потеряв на этом 107 миллионов долларов, а она осталась с этими дурацкими пепельницами.

Мы создавали наши офисы с прицелом на мировое господство и потому отгрохали самый

большой в мире торговый этаж прямо над станцией лондонской подземки. Теперь лондонское

отделение обратилось в руины и подлежало перестройке, а примерный размер убытков

составлял 100 миллионов долларов. Остряки из английских газет называли нас не иначе как

«копченая лососина» [Игра слов: Salomon, название фирмы, и Salmon, «лосось». Примеч.

переводчика.]. Мы создали гигантский и всесильный отдел по торговле ипотечными