Далласе: отдел акций в нашей фирме был самый слабый и неинтересный, а к тому же Даллас -
это так далеко от Нью-Йорка. Для наших учебных курсов Торговля акциями в Далласе было
место ссылки, в котором удобно «зарыть это отребье человеческое, чтобы его больше никто и
никогда не видел». «Закопать Салли!» - завывали последние скамьи.
Лектор и не думал реагировать. Он спешил закруглиться прежде, чем заведенная им
толпа станет неконтролируемой.
- Вам много приходится размышлять над вопросами: «Стоит ли покупать муниципальные?
Стоит ли покупать правительственные? Стоит ли покупать корпоративные?» На эти
размышления вы тратите массу времени. И это правильно. Но подумайте-ка вот о чем: может, важнее выбрать проводника по джунглям, чем конкретный продукт? Благодарю вас.
Комната немедленно опустела. До начала следующей лекции был пятнадцатиминутный
перерыв, и разделившаяся надвое толпа рвалась из класса. Люди с передних рядов выходили
через переднюю дверь, а заднескамеечники резво выскакивали через заднюю.
Руководство Salomon Brothers рассчитывало, что учебные курсы сделают нас такими же, как они. Но что значит стать похожими на них? Большую часть своей истории Salomon представляла собой пестрое объединение маклеров, отличительными особенностями которых
были способность и желание рисковать по-крупному. Идти на риск ради денег приходилось
потому, что у Salomon, в отличие, скажем, от благородных господ из Morgan Stanley, не было
длинного списка выплачивающих комиссионные корпоративных клиентов. В глазах публики
Salomon представляла собой еврейский клан, лишенный общественного влияния, практичный и
ловкий, но честный, знающий рынок облигаций лучше, чем любая другая фирма. Представление, конечно, карикатурное, но грубо передающее специфику компании, какой она была некогда.
Теперь фирма решила измениться. Главным показателем преображения коллективной
личности компании была светская жизнь нашего председателя Совета директоров и
генерального директора Джона Гутфренда. Он женился на даме двадцатью годами моложе себя, обуянной бесом светского честолюбия. Она устраивала приемы и для их освещения приглашала
светских хроникеров. Ее приглашения, ценность которых, казалось, шла вверх или вниз вместе с
курсом нашей фирмы, были свернуты изящными крошечными треугольничками и разносились
посыльными. Она нанимала консультантов, которые следили, насколько достойно ее светские
мероприятия освещаются в прессе. И хотя она не доходила до требований, чтобы служащие
фирмы выглядели столь же представительно, как и ее муж (об одежде которого она заботилась
сама), атмосфера потакания слабостям и тщеславию не могла не просачиваться в компанию.
При всем размахе новых веяний учебная программа Salomon была, без сомнения, лучшей
на Уолл-стрит. Закончив курсы, можно было смело переходить в любую компанию Уолл-стрит, требуя удвоения жалованья. Считалось, что наши выпускники в совершенстве владеют своим
делом. Наблюдать, сколь быстро человек на Уолл-стрит превращается в «эксперта», само по
себе занятие весьма поучительное. У многих банков просто нет собственных учебных курсов. В
Drexel Bumham, хотя это, конечно, крайний пример, некоему претенденту на должность дали
совет подружиться с кем-либо из обучающихся на курсах Salomon, чтобы получить доступ к его
конспектам. Ему пообещали, что с этими конспектами он будет тут же принят на работу в Drexel.
Но эти конспекты были не самое важное. Главное, о чем я вспомнил только двумя годами
позже, были предания ветеранов - устный фольклор компании Salomon Brothers. В течение трех
месяцев ведущие маклеры, торговцы и финансисты передавали опыт учебной группе. Они
делились с нами грубой житейской мудростью: как деньги ходят по миру (как хотят), что
чувствуют и что делают маклеры (что хотят) и как разговорить и раскрутить клиента. Спустя три
месяца занятий в аудитории стажеры еще два месяца неустанно сновали по торговому этажу.
После этого приступали к работе. Неявная цель всей программы была проста - привить
стажерам культуру компании, так сказать соломонизироватъ их. Прежде всего, каждый должен
был понять, как объяснил нам однажды маклер, что мы в фирме сидим ниже, чем китовое
дерьмо, когда оно уже опустилось на дно океана. А во-вторых, следовало оценить, что быть в
Salomon Brothers ниже китового дерьма - это значит как сыр в масле кататься, если сравнить с
тем, как живут вне этой славной фирмы.
Если быть кратким, то промывание мозгов почти достигало цели. (Если не столь кратко, то
нет. Чтобы смириться с рабским ярмом, нужно верить, что выбора нет. А как мы увидим далее, новички вроде нас отличались преувеличенным представлением о своей рыночной ценности и
недостатком лояльности.) Редкие инвестиционные банки имели собственные учебные
программы, и ни в одном из них, за исключением разве что Goldman Sachs, учебный курс не был
так насыщен пропагандой собственной фирмы. Женщина из «New York Times», которая брала у
нас интервью на третьем месяце обучения, была столь поражена однообразием нашего