Майкл Льюис

правдоподобную заметку, что его отдел торговли ипотечными облигациями принес в этом году

больше денег, чем вся остальная Уолл-стрит на всех направлениях бизнеса. При обсуждении

достижений своего отдела он будет весь лучиться гордостью. Он получит пост вице-

председателя и станет в фирме вторым после Гутфренда. Последний начнет регулярно

называть Раньери как возможного наследника. Но в 1978 году Раньери всего этого не предвидел

и свое назначение воспринял как несправедливую обиду.

"Я чувствовал себя так, будто мне сказали: "Наши поздравления, вас решено сослать в

Сибирь". Я не пытался бороться, потому что это не мой стиль. Я просто продолжал спрашивать

Джона: "За что? "Даже после моего перевода друзья донимали меня вопросами, чем я достал

Джона - потерял деньги, нарушил закон? " Подобно Биллу Саймону, Раньери считал закладные

несерьезным занятием. Кто купит эти облигации? Кто захочет ссудить деньги домовладельцам, которые могут в любое время погасить свои долги? Да и торговать здесь особо было нечем. "Бы

- ли только несколько выпусков "Джинни Мэй" и один - эмитированный Bank of America, и никого

это не интересовало, а я пытался выяснить, есть еще что-нибудь или нет".

В детстве Раньери мечтал стать поваром в итальянском ресторанчике. От этого пришлось

отказаться после автомобильной аварии на бруклинском змеином холме, которая привела к

астме и сделала невозможным пребывание на кухне. Он учился на втором курсе колледжа Св.

Иоанна со специализацией по английской литературе и ради заработка устроился в отдел писем

Salomon Brothers для работы в ночную смену. Компания платила Раньери семьдесят долларов в

неделю. Через несколько месяцев у него возникли денежные трудности. Родители не могли его

содержать (отец умер, когда ему было тринадцать). Жена лежала в больнице, и долги росли как

снежный ком. Ему нужны были десять тысяч долларов. Ему было девятнадцать, и других

источников дохода, кроме чеков из отдела писем, у него не было.

Наконец Раньери пришлось обратиться с просьбой о помощи к одному из совладельцев

Salomon Brothers, с которым он был поверхностно знаком. "Вы поймите, - рассказывает он

сегодня, - я был убежден, на самом деле был уверен, что меня просто уволят". Вместо этого

совладелец сказал Раньери, что оплата больницы будет вычитаться из его жалованья, чего он

не мог себе позволить, а потому начал протестовать и объяснять все заново. "Об этом поза -

ботятся", - повторил совладелец. Компания оплатила больничные счета на десять тысяч

долларов за лечение жены мелкого служащего, проработавшего у них всего три месяца. Для

этого не понадобилось никаких обсуждений и решений комитета. Человек, к которому Раньери

обратился со своей просьбой, дал согласие без малейшей задержки на раздумья. Больничный

счет нужно было оплатить, потому что это был приличный поступок, только и всего.

Неизвестно, что точно было сказано тогда Раньери одним из совладельцев компании

Salomon Brothers, но совершенно понятно, что он услышал и понял: мы всегда будем тебе

помогать. Этот поступок глубоко тронул Раньери. Когда он говорит о верности, о "завете" между

Salomon Brothers и ее служащими, он всегда подразумевает этот акт великодушной щедрости. "С

того момента, - рассказывает один из его маклеров, - Раньери полюбил фирму. Он так и не

понял, что это всего лишь бизнес".

"Фирма заботится о своих людях, - говорит Раньери. - Для этого есть масса выражений

типа "важнее быть хорошим человеком, чем хорошим менеджером ". И люди действительно

имеют в виду именно это. Мы были как братья. Между нами был, как говорят в таких случаях, завет". Звучит намного красивее, чем было на деле. Ни - какие верность и доверие не помогут

достичь того, что удалось Раньери. "Я верю в Бога, но никто никогда не скажет, что я святой" -

так однажды заявил Раньери репортеру журнала "Esquire".

Нельзя сказать, что для него не было ничего святого, но он очень остро понимал, что

порой цель оправдывает средства, а к тому же он очень живо чувствовал собственный интерес.

У него были натянутые отношения с отделом корпоративных облигаций, в чьем ведении были

облигации энергокомпаний. В сентябре 1977 года его соперника Билла Войта сделали

совладельцем компании, а его отодвинули. "Леви жутко разъярился, когда его обошли", -

рассказывает Стив Джозеф. Человек, бывший в 1970-х годах продавцом корпоративных

облигаций в Salomon, вспоминает, что Раньери "вечно скулил и жаловался на то, что ему мало

платят. Он был уверен, что стоит больше. Он говорил, и я помню это с точностью до одного

слова, что, "если бы не тот факт, что здесь я могу делать все, что захочу, я бы давно ушел" ".

Он был неряшлив, громогласен и нагл. Клерки, обслуживавшие его команду, вспоминают, что, когда ему было от них что-то нужно, он влезал на стол и оттуда орал во всю глотку, размахивая руками, как судья на поле. При этом ему было свойственно обаяние человека, желающего, чтобы его любили. "У меня нет врагов, - говаривал он. - Что очень забавно, даже

конкуренты любят меня, хотя в делах я им ни - когда спуску не давал".