Майские ласточки

Прежде чем повернуть домой, встревоженный буровой мастер направился к конторе экспедиции. Еще издали он увидел двухэтажный дом с высокими антеннами на крыше. И чем ближе подходил, тем больше удивлялся: куда делась доска Почета с портретами ударников и его в том числе. На фотографии он выглядел величественно. Любил постоять рядом, помечтать, когда его пиджак украсит Золотая Звезда Героя Социалистического Труда.

Чеботарев в конторе с достоинством отвечал на приветствия знакомых рабочих, сдержанно рассказывал о делах на Р-21, если спрашивали, но больше прислушивался.

Женщины шумно разговаривали в длинном полутемном коридоре. Говорили о недавнем наводнении, перечисляли понесенные убытки, требовали рабочих, стекло, рамы и двери.

Начальник экспедиции Подшибякин встретил Чеботарева приветливо. Поинтересовался делами на буровой и, словно извиняясь, что не оказал сразу должного внимания бригадиру, сказал, разводя руками:

— Видел, Николай Евдокимович, как вода напахала? Из конторы всех разогнал на ремонт. Если выберешь время, поиграй топориком. Я сам сегодня работаю в плотницкой бригаде.

Чеботарев кивнул головой. Ждал, что Подшибякин вспомнит о смытой Пуром доске Почета, порывался сказать, что у него остался портрет и фотографироваться ему вновь не надо. Посапывал и недовольно хмурился: привык к своей славе, как к сладкому прянику.

«Посмотрим, кого сегодня хвалят», — говорил он обычно громко, разбирая привезенную в бригаду почту. Если не находил ничего о себе, огорчался: «Рабочего человека отмечать надо. Отмечать вниманием».

Скоро корреспонденты газет и радио хорошо изучили дорогу на буровую Р-21. Чеботарев напускал на себя строгость, хмурил сросшиеся брови, но в душе радовался гостям. Он усвоил твердое правило: для фотокорреспондентов надо надевать новую рабочую спецовку и каску. Упаси бог показать, что на буровой грязь, и бригада перемазана глинистым раствором с головы до ног! Для корреспондентов и писателей следует вспоминать об авариях, рассказывать о магнитных ловушках, фрезах, которыми он умело доставал утерянный инструмент. Первый раз он без умысла приукрасил рассказ, а потом к этому привык. А однажды, увлекшись, сказал корреспонденту, что начал готовиться в заочный институт.

«В какой институт? — допытывался дотошный корреспондент газеты. — Почему вы решили учиться в институте? Почувствовали недостаток знаний? Трудно быть вожаком в бригаде? Вы не стесняйтесь, рассказывайте! В тюменский институт подали заявление? В московский?»

«Готовлюсь», — недовольно отрезал Чеботарев. Впервые он почувствовал, что заврался, а отступать поздно. Он не забыл что в Тюменском индустриальном институте на заочном отделении учился второй буровик Владимир Морозов. Высокий, черноглазый парень с железными руками внушал мастеру тревогу. Чеботарев хмурился, когда встречал буровика, не мог отделаться от мысли, что тот метит на его место.

Однажды на буровую к Чеботареву прилетали два московских писателя в одинаковых спортивных костюмах с «молниями» на карманах, в брезентовых плащах и черных накомарниках. Один — высокий и тонкий, как черенок лопаты, а второй — низкорослый колобок с круглым животом.

В балке писатели мгновенно освоились. Выдвинули стол на середину, поставили две пишущие машинки.

«Мы выпускаем книги под двумя фамилиями. Так и работаем вот, — сказал значительно высокий, не спеша пожевал губами. Закурил. — Выработали свой индивидуальный метод».

Пока высокий рассказывал о преимуществах писать вдвоем, Колобок достал из рюкзака бутылку водки и загремел стаканами.

«У нас не пьют на буровой, — хмуро предупредил Чеботарев. — Ввели сухой закон».

«Правильное начинание, — сказал громко высокий. — Товарищ Чеботарев, мы так и запишем. Пожалуй, с вашей фразы и начнем очерк. Но я надеюсь, ваш приказ к нам не относится?..»

«Расскажите, Николай Евдокимович, подробно о себе, — подключился к разговору Колобок. — Нас интересует, как совершался рабочий подвиг. Вы не задумывались, а работа в тундре среди болот — подвиг! И вы — творец подвига!»

Через три дня писатели улетели, но через месяц прилетел новый корреспондент газеты. Поднявшись в балок, поставил на пол два кожаных чемодана. Коренастый, с трубкой в зубах, он походил на капитана дальнего плавания. Один чемодан ласково именовал «погребком». Открыл крышку и тут же достал набор больших и маленьких тарелок, ложки и вилки. Потом появилась мельница и кофеварка. Облачившись в махровый халат, начал медленно прохаживаться по балку.

Чеботарев проникся особым уважением к московскому корреспонденту. Ему нравилось, как он вел себя, как ел, умело орудуя ножом и вилкой, пил небольшими глотками кофе из маленькой чашечки. Мастеру хотелось подольше задержать у себя корреспондента, и он рассказывал ему особенно охотно старые истории. Вспомнил случай, который произошел на Мегионе лютой зимой. Растяпа тракторист не довез заглушку для опрессовки труб и где-то сбросил с саней. Пятнадцать дней буровой мастер Кожевников перекапывал лопатой снег, пока отыскал заглушку.