Я сообщил, что эта разновидность храброго портняжки давал много денег мнимому племяннику, чтобы он под предлогом того, что создает вольный пересказ мемуаров Вальтера, воспользовался этим и коренным образом переписал рассказ «Кармен», что интересовало портного больше всего.
– Ну, а мне-то какое дело до этого? – снова посмеиваясь, спросил Санчес.
– А такое, что он через посредство твоего племянника хочет отомстить тебе за интрижку, которую ты когда-то завел с настоящей Кармен.
Но даже произнеся это, я не сумел добиться того, чтобы веселость его улетучилась. Напротив, он захохотал еще пуще.
– То есть портной – это ее любовник? – выговорил он наконец.
Намеренно или нет, но вопрос был направлен и попал в то самое место, где я в конце концов увидел себя таким, каким был на самом деле – обманутым мужем. Впрочем, надо отдать мне должное: я этого добивался, я в это с готовностью поверил и в конце концов сам запутал себя в этой сети.
Самое нестерпимое заключалось в том, что Санчес смеялся без умолку, словно нечто такое, чего я не смог уловить, вызывало у него этот неудержимый и нескончаемый хохот.
Однако волей-неволей надо было ответить на его вопрос. Скажи я «нет, портной не был любовником Кармен», остался бы тем, кто есть – рогоносцем. А скажи «да», – им же.
– Еще твой мнимый племянник говорил мне, – вдруг выпалил я в упор, – что каждый раз, перечитывая главу о похождениях Вальтера, он хотел выкопать тебя из могилы и размозжить тебе череп твоей же берцовой костью.
Мое заявление доставило ему огромное удовольствие, а меня заставило ощутить непреложную надобность поставить его в тупик.
– Встречу его, убью, – неожиданно сказал он, и на несколько секунд лицо у него сделалось мрачным.
Я слегка струсил.
– Убью, – повторил он.
Я подумал, что мне пора убираться – начинать без промедления «побег в одной сорочке». Уйти из дому в стиле Петрония с одной кожаной сумой за плечами. Или в последний раз сказать Кармен, что спущусь в «Тендер» за сигаретами, и не вернуться. Или в меру скромных своих сил почтить память героя квартала Койот Хосе Мальорки, который жил в одном доме с Санчесом, принял легендарную смерть от собственной руки, а перед тем оставил немудрящую записку: «Больше не могу. Кончаю с собой. В ящике стола – подписанные чеки. Папа».
Однако самоубийство всегда порождало во мне сомнения, потому что, размышляя о нем, я неизменно вспоминаю, как один человек, оттолкнувшись ногами от стула и прыгнув в пустоту, почувствовал лишь, что петля все туже и крепче привязывает его к бытию, с которым он намеревался расстаться.
– Если я правильно понял, – прервал Санчес цепь моих размышлений, – у меня теперь два смертельных врага, причем оба – Педро.
– Именно так, – подтвердил я.
И хотел добавить: «Два врага – петля и пустота».
Но предпочел нечто совсем другое и сказал ему, что есть такие рассказы, которые проникают в нашу жизнь и продолжают свой путь, смешиваясь с нею.
И снова услышал взрыв хохота. Воистину громового. Вчуже было неловко смотреть на оглушительный эффект, произведенный моими словами. И, наверно, сильней всего раздражало, что он был убежден, будто его «мнимый племянник» в самом деле был мнимостью и не существовал вовсе.
48
Сгущались сумерки, а когда я двинулся по Руа ду Сол, внезапно, как это бывает в тропиках, стало совсем темно. Но я-то был ни в каких не тропиках и вполне отдавал себе отчет в своих действиях: был настороже на случай возможных опасностей, подстерегающих пешехода на этой улице, шел, думая о себе, точнее, о своей судьбе, и все время старался не улыбаться, потому что при каждой улыбке казался еще печальней. Не хотелось бы выдавать себя прохожим. И тут я спохватился, что у меня ведь есть маска арлекина. Как я мог забыть про нее? Все мои опасения окажутся чистейшим вздором, потому что люди будут думать, что я направляюсь на маскарад. Кто меня узнает? Никто не может знать о моей печали и уж подавно – о моих преступлениях. Я опирался на трость, которая низачем мне не нужна, однако помогала камуфляжу. Я принялся хромать, чтобы больше походить на моего персонажа – неизвестного человека, идущего на праздник в южной части Лиссабона. И так вот я шел, подергиваясь и припадая на ногу по торцам мостовой, пока из открытого окна не донесся до меня нежный девичий голосок, по-португальски исполнявший битловскую композицию «Yesterday». Несколько раз повторилось: «Мне нужно найти убежище».
Я сомневаюсь, читает ли еще современная молодежь Марко Поло.
49
Я думаю только о жизни здесь, в этом селении под Эворой, где время проходит так медленно, но вместе с жизнью. Почти ничего нет в моем жилище, почти ничего нет в селении: кое-какая мебель в доме выделяется на фоне выбеленных стен, а снаружи красноватая земля собирает немыслимое количество сжатых колосьев. Оттуда видится мне человечество аграриев в штанах и юбках иных времен. Они уже собрали пшеницу и в ус не дуют. Я, впрочем, тоже.