Македонский Лев

Но здесь, в этом зачарованном краю, он не был ни стратегом, ни генералом. Он был лишь безоружным чужаком в мире, который с трудом понимал. Здесь имелись некоторые сходства. Да, Филиппос, Царь Македонов, создал армию и уничтожает всякое сопротивление. Спарта также была городом героев. Но здесь бал правила магия; такие существа, как Горгон, Бронт и Камирон воспринимались как естественная часть повседневности. Крылатые твари патрулировали небеса, а Царь-Демон был способен читать в умах и сердцах своих врагов.

Как же мне его одолеть, думал Парменион?

Хирон сказал, что Царь был неуязвим для любого оружия, тело его было невосприимчиво к любому яду. "Я видел его раненным только раз, " рассказывал маг. "Ребенком он играл с острым кинжалом. Лезвие порезало ему палец, и потекла кровь. Мать отругала его при мне, затем повернулась ко мне, протягивая клинок. "Порежь его", сказала она. Я сначала отказался, но она настояла. Тогда я взял кинжал и легко провел им по коже его руки, однако это не подействовало".

"Тогда почему клинок порезал его в первый раз?" спросил Парменион.

"Колдовство оберегает его от врагов, но на него самого заклинание не распространяется. Если он того пожелает, то сможет убить себя без труда".

Парменион улыбнулся воспоминанию. Он всего лишь должен победить величайшую армию чужого мира, перехитрить Царя, который способен проникнуть в его разум, и заставить этого Царя покончить с жизнью.

- Чего смеешься? - спросил Горгон.

- А почему бы не смеяться? Солнце светит.

- Ты странный человек, Парменион, - заметил Лесной Царь и повернул огромную голову к волнам. Парменион сидел молча, наблюдая за существом. Кожа на массивных плечах Горгона здесь, казалось, посветлела на солнце, мрачные цвета леса, темно-зеленый и ржаво-коричневый, уступили светлым оттенкам летней травы и отполированной сосны. Змеи теперь безжизненно свисали с его головы, а глаза утратили свой демонический блеск.

- Что высматриваешь? - спросил Спартанец.

- Не высматриваю. Вспоминаю. Больше века прошло с тех пор, как я в последний раз видел море. У нас с Персефоной был дом на острове Андрос. Мы часто ходили на пляж, купаться и загорать. Эти воспоминания так давно не всплывали. Ах, какая же она была красавица, кожа ее была белой как мрамор, даже летом, а глаза - как топазы, только не холодные и голубые, а теплые и чарующие, как летнее небо. - Горгон вздохнул, и низкий рык послышался из его искривленного рта. - К чему я об этом заговорил? Разум меня подводит.

- Ты слишком долго жил в лесу, - тихо сказал Парменион.

- Эге, это так. Персефона любила петь. Мы усаживались под навесом и смотрели на закат над волнами, и она начинала напевать. Однако слов я не смогу вспомнить. Всё, что помню - это то чувство мира и покоя. Но я тогда был просто мужчиной, и беспокойным, как все молодые. Я и представить себе не мог, что настанет время, когда ее не будет рядом со мной, поющей солнцу колыбельные.

- Но никто не отнимет у тебя этих чувств, мой друг. Никогда.

- У меня нет друзей, Человек, - бросил Горгон, резко поднявшись и уходя. Парменион несколько мгновений смотрел на гиганта, затем последовал за ним к побережью.

- Я не претендую на то, чтобы разделить твою боль, - заговорил Спартанец, - и банально будет говорить, что у всех у нас есть старые шрамы. Но я сделаю всё, что смогу, для того, чтобы исполнить обещанное. Искандер сказал мне, что он избранный. Я ему верю и не пожалею жизнь отдать за то, чтобы дать ему шанс доказать это. Но это более великий путь, Горгон, об этом не сегодня. Сегодня мы - лишь малый отряд, пытающийся выжить, и поэтому дружба не может быть отвергнута с презрением - даже сыном Титанов.

- Хочешь мне лекции почитать? - процедил Горгон.

- Возможно. Возможно, многие годы, проведенные в дремучем лесу, повлияли на твое восприятие.

Горгон кивнул. - Похоже на то, - согласился он, но без сожаления в голосе. Тут он усмехнулся. - Или, может, я сейчас тот, кем был всегда - уродливое чудовище.

- Если это правда, разве Персефона полюбила бы тебя?

- Ты не понимаешь, Человек. Да и откуда тебе знать? Война была ужасна, и все мы творили вещи, которые повергли бы твою душу в прах. От этих воспоминаний нигде не спрячешься. Мой братец Бронт прав - ты просто не знаешь, что я творил, какие великие злодейства навек впечатали мое имя в историю.

- Мне и не надо знать, - ответил Парменион, - ибо ты прав в том, что эти знания изменили бы мое отношение к тебе. Но то было вчера, а всё, что сокрыто в прошлом, должно остаться там. Сегодня ты стоишь на стороне справедливости, ища путь к спасению народа Заклятия. И да, если тебе это удастся, это не отмоет тебя от злодейств прошлого, однако же даст хоть какую-то надежду на будущее.

- Как же нам преуспеть, - спросил Горгон, - когда все силы Филиппоса направлены на нас?

- Мы не говорим о разгроме Филиппоса в битве. Мы говорим об открытии Гигантовых Врат. Если спартанцы сдержат Царя-Демона хоть ненадолго, мы приведем Искандера к исполнению его предназначения.