«Срочно помогите. Побережье у острова Махадилокпхоп. Окружены, ранены. Постараемся укрыться в скалах».
Телефон издал мелодичный звук отправки и погас.
Эта часть побережья не плоская, как вокруг Паттайи, а скалистая. Волны плещутся тут об известняковые мысы, между которыми ютятся узкие пляжи.
Огневский привел лодку на один из таких – десятиметровый карман среди пористых скал, с полосой темного галечного пляжа.
Он положил Ум на расстеленную куртку под выступом скалы, защищавшем от солнца. Она начала сдавленно стонать, и он сделал ей еще один укол.
Потом возвратился в лодку, запустил мотор и развернул кормой к берегу. Обломком дерева, найденным на прибойке, заклинил руль в прямом положении. Выпрыгнул в море с борта и пару секунд смотрел, как пустое судно уходит в сторону Паттайи. Толку от плавсредства все равно никакого, если кругом засада. А так хоть на какое-то время, может, обманет Савиловских головорезов.
Лишь бы Мэу поскорее прочла сообщение. Современные тайцы не отлипают от мобильников – пусть хоть сегодня это будет во благо.
Доплыл обратно в бухточку, пошел к месту, где лежала Ум. Надо будет вернуться с веткой и замести следы на песке… Потом оставить девушке аптечку и главное сокровище – пластиковую бутылку, взятую в лодке пулеметчика, до половины наполненную пресной водой. Дальше вскарабкаться по скалам, благо известняк, в нем полно трещин. И пробираться через лес до дороги, а там звать помощь.
– Ан-дэ-эй! Ан-д-э-эй! – услышал он отчаянный, слезный крик девушки.
Прибежал, выхватив пистолет, но оказалось, что все в порядке, она просто потеряла его.
– Я услышала мотор, думала, ты уплыл. Но потом думаю, нет, дура, он не уплывет без тебя, он такой… такой…
Она перешла с английского на тайский, и Огневский уже не все понимал, так быстро и сбивчиво она говорила.
– Ум, милая, – сказал он, – мне действительно надо уйти. Я оставлю тебе аптечку и воду. Я должен привести помощь.
–
Он легонько сжал ее кисть.
– Пожалуйста, не кричи, нас не должны найти. Это единственный выход. Я могу довольно быстро бегать, доберусь до полицейского участка.
Она только стиснула его руку и закачала головой. От этого ей стало больно, она съежилась, но руку не отпустила.
Делать было нечего, Огневский прилег на песок рядом с девушкой. Решил подождать, может уснет. Хотя и тогда как оставишь – проснется, не найдет, будет вся в истерике. Ну же, Мэу, кошечка, шевели хвостом!
Ум лежала с открытыми глазами, морщины боли пока исчезли. Она отпустила руку Андрея и рассматривала круглый камушек, обточенный морем.
– Люблю камешки, – сказала она тихо, – они тут темные, чуть красноватые, прям как на берегу в моей родной деревне. Но там их уже почти везде засыпали песком. Да еще неживым, строительным. Все потому, что вы, фаранги, так любите песчаные пляжи… А тут настоящий, галечный берег, как в детстве.
– Там, откуда я родом, тоже есть пляжи с темной галькой, даже темнее, чем здесь, – сказал Андрей. – Там камни почти черные, вулканические.
– Ты тоже вырос у моря? – оживилась она. – И плавать там у вас можно?
Только тут Огневский понял, что по-тайски они перешли с формального обращения «
– Остров Сахалин, детка, – шутливо ответил он. – Купаться можно, конечно. В проливе вода к августу градусов до восемнадцати прогревается. Это примерно как ваш кофе со льдом.
– Брр! – вздрогнула Ум.
– Так что купаться лучше после бани, – рассмеялся он. – Ну или если выпил много
Она улыбнулась бледными губами.
– А я говорила тебе, что выросла в прибрежном поселке под Тратом? У отца была маленькая рыболовная артель. Так там хорошо вокруг – пляжи, скалы, ананасовые поля, креветочные фермы… Мы с сестрой и братьями целыми днями у моря играли, я такая черная была… Потом, когда в Бангкок переехала, все нос воротили, сразу видно, что деревенщина. Только через год с лишним загар сошел.
Она снова стала говорить быстро, запинаясь, – некоторые так реагируют на боль и страх… Андрей не перебивал.