Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека

– Вы не пьёте английские столовые вина? Вы правы: по поводу возвращения домой можно поднять и шампанское! Не возражаете?

Хавкин не возражал. Да он и против столовых вин не возражал. А пиво – можно обойтись и без него.

– Мой брат сказал мне, – продолжала Видья, – что вы русский. Какая приятная неожиданность!

– Серьёзно? – удивился Хавкин. – А почему?

– Ваша соотечественница, госпожа Блаватская, – сказала Видья, – великая женщина! В русских заключена искра божья. Не во всех, разумеется. Только в избранных. – Английский миссис Видьи Алуру, не в укор Вальди Хавкину, был безукоризнен.

– Блаватская? – повторил Хавкин, скрывая удивление. – Да, я знаю это имя.

Видья глядела на Хавкина испытующе, профессор согласно покачивал головой над ломтиком моркови, а миссис Рам одобрительно улыбалась, выражая полное согласие с сестрой мужа: да, великая, да, искра заключена.

– Это тот пример, – добавила Видья Алуру, – когда один человек дарует величие всему народу. Её идеи заняли фундаментальное место в нашем индийском обществе.

– Да, действительно… – пробормотал Хавкин, судорожно вспоминая, кто такая Блаватская и чем она в мире прославилась.

Ах, да. Блаватская. Ну, конечно! Её теософское общество в Одессе – то ли она сама приехала открывать, то ли прислала кого-то. Об этом в Университете только и разговоров было: «Свобода через познание»! Свободы все желают, это понятно. Такое желание Третьему отделению пришлось не по вкусу, и теософов прикрыли без шума и скандала. Никто этого толком и не разглядел, кроме, кажется, масонов. Но масонов и пальцем не тронули, и они успокоились… «Свобода через познание». Звучит хорошо. Но при чём тут Индия?

– Миссис Блаватская знала наши и тибетские древние источники, как никто другой в Европе, да и Америке тоже, – прекратив кивать головой, сказал профессор Рам. – Я далёк от мистики, но такое глубокое погружение в нашу древнюю историю невозможно объяснить простой усидчивостью… Тут что-то другое.

– Что же? – спросил Хавкин.

– Нечто непостижимое, – пояснил профессор. – Отчасти трансцендентальное. Спиритическое.

– Никакого спиритизма! – строго поправила миссис Видья Алуру. – Она отвергала свою причастность к медиумам. Отвергала с гневом.

– И тем не менее… – возразил было профессор.

– Нет, нет и ещё раз нет! – вспыхнула Видья. – Миссис Блаватская руководствовалась практиками древних мудрецов, наших махатм. Только ими! Отсюда её золотая связь с индийским мировоззрением в целом – и твоим, Бхарата, в частности! Не будь ты моим братом… – Глядя на пылающую Видью Алуру, можно было предположить с высокой долей вероятности, что, не сыграй здесь роль тесное родство, профессору пришлось бы туго.

«Махатма», – повторил про себя Вальди. – Какое дивное слово; оно перекатывается во рту, как леденец.

– Что это значит – «махатма»? – спросил Хавкин. – Буквально?

– Это значит «великая душа», – сказала Видья. – Человек, познавший Божественное откровение.

– Ваша русская Блаватская, – извиняющимся тоном произнесла госпожа Рам, – была к этому причастна, поэтому она занимает такое высокое духовное положение в нашем индийском обществе. – Профессорша, как видно, не без оснований опасалась продолжения спора между братом и сестрой.

Не желая встревать в семейную распрю, Хавкин сидел, не произнося больше ни слова; высказываться на предмет теософии, знакомой ему понаслышке, у него не возникало никакого желания. Глотая суп-пюре, он припомнил разговоры, вившиеся в доме его патриархальных родителей вокруг довольно-таки загадочной теософки: она, дескать, была еврейских корней, происходила от рода барона Шафирова, от его дочки Марфы, выданной заботливым отцом за одного из князей Долгоруковых, причислявших себя к потомкам самого Рюрика. Наши Шафировы, таким образом, породнились с Рюриковичами, и это приятным образом грело души одесских евреев.

– У ваших русских, – продолжала тем временем Видья Алуру, – очень много общего с нами, индийцами.

– Например? – осторожно разведал Хавкин.

– Например, стремление к совершенному равенству, – сказала Видья. – В нищете, в сопротивлении социальному расслоению – во всём! – Слушая сестру, профессор, в знак согласия, вновь закивал головой.

– В России это связано с действиями боевого подполья, – вполголоса заметил Хавкин. – Индивидуальный террор используется как политическое оружие.

– Для нас это неприемлемо, – постукивая ладонью по столешнице, объявила Видья. – Мы используем другие методы, хотя цели наши во многом совпадают.

– Пожалуй, – не стал спорить Хавкин. – Улучшение мира, в самых общих чертах… Все этого хотят, да не все знают, как этого достичь.

– Знание даётся немногим, – сказала Видья. – «Создание ядра Вселенского Братства Человечества без различия рас, вероисповедания, пола, касты или цвета кожи» – так Блаватская это увидела. И это совершенно понятно и ясно. Для всех.

– Ешь суп, – сказала Видье госпожа Рам. – Остынет…

Жуя треску и с опаской поглядывая на пудинг с крыжовником, который он терпеть не мог, Хавкин размышлял над тем, как тесен мир, набитый людьми – такими разными и столь схожими в своих заблуждениях.