Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека

Он вернулся в гостиницу, вполне удовлетворённый исходом этого долгого дня. В номере, на столе, его ждал ужин: тарелка толчёного гороха, политого оливковым маслом, кружок местного козьего сыра, хлебная лепёшка и кувшин с холодной водой, подкисленной лимоном и заправленной листиками мяты. Ложась в постель, застланную грубой полотняной простынёй, Вальди испытывал почти блаженство: в игрушечном Цфате, один, недоступный ни для кого… Вскоре, в темноте комнаты, возник этот лесной овраг внизу, под горой, и что-то ему напомнил ускользающее, уходящее сквозь пальцы, – и мимолётное беспокойство коснулось его души.

Ему снился лесной овраг, он шёл бесцельно по его отрогу, руками отводя кустарник. Беспокойство не рассеивалось и не оставляло его – он узнавал этот зелёный лог, но никак не мог припомнить, зачем и когда здесь был раньше. В кустах поодаль, на другой стороне, слышался треск сухих ветвей – там кто-то теснился и топтался. Вальди всмотрелся – коричневые в бежевую полоску кабанята выглядывали из зарослей. Всматривающийся Вальди их ничуть не занимал, хотя они, по дикости своей природы, не могли его здесь не учуять. Внимание коричневых кабанят было направлено к верховью оврага, словно бы они ждали появления оттуда кого-то, куда более значительного, чем Вальди Хавкин… Направил взгляд вверх по оврагу и он, и стал ждать.

И они появились – четыре белых ангела, легко бегущие по траве, босиком. Вальди радостно их узнал – это они, они, хотя с тех лондонских времён первой встречи прошла целая вечность! Он захотел выйти из кустов и поздороваться с ангелами, поклониться им – но потом оценил двусмысленность своей затеи и остался на месте… Ангелы проскользнули мимо него, развернулись в устье оврага, снова поравнялись с Вальди Хавкиным и промелькнули. Стоя совершенно неподвижно, он не расслышал их дыхания, сколько ни вслушивался. А они словно бы прочертили травяную тропу по дну оврага, перемахнули через взлобок узкого верховья и исчезли. И кабанята исчезли из кустов, ушли в лес.

Перед рассветом Вальди поднялся с кровати и вышел из гостиницы на совершенно пустую улицу. Голова его была свежа, глаза жадны.

Ночь редела.

Солнце, восходя, выглянуло из-за дальних холмов и выплеснуло мягкий свет в озёрную долину, плавно подымавшуюся к далёкому горному горизонту.

Пока солнце только набирало высоту и не било светом отвесно, а посверкивало искоса и не в полную силу, происходили удивительные вещи: вот, открывая вид, добрые складки земли наползают друг на друга вплоть до самой кромки холмов, до кипящего ободка солнца… Отвесный свет сейчас обрушится и ударит, и расправится с живой перспективой, и разгладит её в плоский пейзаж.

А в тёмной горной поросли обозначились тем временем переменчивые признаки дня – разнотонные, как праздничные лампочки, кусты зелёного оттенка: нефритовые, фисташковые, цвета мятного листа и неспелого лимона. День накинул пёстрое великолепие на зелёную шкуру долины, и вот прямо сейчас, неведомо откуда, явится Нечто, учинившее здесь всё это волшебство. Нечто, которое одни называют Высшей силой, а другие – Богом.

День пожаловал в Цфат, а горожане, очевидно, не заметили в этом ничего примечательного: день приходит, и день уходит… Редкие ранние жители появились на улочках, одни шли в синагоги, другие на базар. Хавкин, похоже, был здесь единственным, бесцельно бродившим по игрушечному городу. Он испытывал необъяснимый подъём, он с упоением глядел вдаль перед собой, вдоль ступенчатых крутых улиц, не оставляя надежды увидеть ненароком своих босоногих ночных встречных. Новый день стал для Вальди продолжением дивной ночи; граница между ними не была проведена. В свободном от навязчивого времени Цфате, под небом, казавшимся ему светлей и выше, чем вчера, Вальди ждал чего-то, что непременно должно было случиться, – сказочного и необъяснимого. Задним умом он неохотно отдавал себе отчёт в том, что всё это не больше, чем его выдумки, что день пройдёт, за ним ещё один, и наступит час отъезда.