Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека

– Всех их выселили в Гражданскую, – сказала свекольная еврейка, – и дом отобрали. – Хася, дочка ихняя, теперь тут живёт.

– Ася? Где? – продолжал допытываться Вальди. – В какой квартире?

– Они при царе всю квартиру занимали, – объяснила Свекольная, – шесть комнат. А потом Хасю перевели в комнатку за кухню, там раньше кухарка ихняя спала.

– А другие комнаты? – спросил Хавкин. – Там – кто?

– Как кто? – удивилась вопросу Свекольная. – Кого вселили, тот там и живёт – всего шесть семей. Вот я, например, с сыном, невесткой и двумя внучатами живу. Потолки высокие, кухня на шестерых.

– На шестерых… – В этом было что-то новое для Вальдемара Хавкина. – И вы сегодня видели Асю? Хасю?

– И сегодня, и вчера, – сказала Свекольная. – Каждый божий день вижу. Живём же вместе, товарищ!

Ну да. Ася почему-то живёт вместе с этой странной старухой, сидящей со своей свёклой над ведром. Когда-то, студентом, он не замечал еврейских свекольных старух и куриных стариков, они были естественной частью его одесского мира.

– А как к ней пройти? – замирая, спросил Вальди. – К Хасе?

– Никак! – сказала Свекольная. – Она на работу ушла. Вот с работы придёт на обед – тогда, конечно…

– А где она работает? – спросил Вальди.

– В лавочке галантерейной, – дала справку Свекольная. – Пуговицами торгует… А вы кто ей будете?

– Никто, – сказал Вальди. – Знакомый… Я ей передам кое-что, через вас. Можно?

– Боже мой! – сказала Свекольная. – Ну конечно! Давайте!

Вальди, заведя руки за голову, отстегнул тоненькую шейную цепочку с маленьким, с ноготь мизинца, магендавидом – памятный подарок из прошлого времени, от Аси – и протянул свекольной еврейке.

– Вот это передайте ей, – сказал Вальди, – и скажите: шесть вечера, кафе Фанкони. Я там буду ждать… А это вам, – он положил поверх цепочки хрустящий красный червонец. – Не обидитесь?

– Только не волнуйтесь, – успокоила Свекольная. – Сказать – от кого? Цепка?

– Она догадается, – сказал Вальди.

Свекольная еврейка убрала руку с цепочкой и червонцем под фартук, и Хавкину показалось, что она, из-под серо-седых косм, сползших на лоб, заговорщицки ему подмигнула.

Состоять в заговоре со свекольной еврейкой, проживающей в одной квартире с Асей, – это что-то невообразимое, чёрт знает что! И тем не менее именно так обстояло дело: Вальди ничего тут не мог поправить или изменить.

В шесть вечера Хавкин подошёл к кафе Фанкони. В студенческие годы в этом знаменитом заведении он не бывал, не был ни разу – дорого, и репутация торгово-буржуазная. Как видно уже по богатому подъезду, и нынче Фанкони привлекает не первых встречных-поперечных, а публику избранную и изысканную – то ли солидными ценами, то ли устойчивой традицией. На традиции мир держится, как на стриптизном шесте, хотя иногда и срывается.

Зал кафе был освещён золотистым мягким светом; хотелось в него окунуться как можно скорей и поплыть по течению, вглубь комнаты. Хавкин вошёл и остановился на пороге, оглядываясь и выискивая: моложавый стройный старик в отлично сшитом коричневом костюме-тройке, удобных замшевых туфлях, в бежевой фетровой шляпе, прямо сидевшей на голове, с деревянной тростью в руке, украшенной резным набалдашником из слоновой кости: раздувшая капюшон голова кобры. Он был здесь чужим, этот элегантный старик. В нём с первого взгляда угадывался приезжий издалека; он привлекал внимание. Сидя за своими столиками, посетители кафе с любопытством глядели на него – как он шёл мимо них по проходу, легко помахивая диковинной тросточкой.

Пройдя полпути – до конца зала оставалось уже немного, – он увидел слева от себя одиноко сидевшую тучную женщину, не спускавшую с него глаз из-под начерченных чёрной тушью бровей. Эта женщина выглядела лет на семьдесят, землистый цвет лица, неровно тронутого розовой пудрой, выдавал нездоровье старухи. Одета она была скорее неряшливо, чем экстравагантно, и тем отличалась от склонной к эпатажу богемной клиентуры Фанкони: синяя суконная юбка на опухлых ногах, чёрные вдовьи чулки, подвёрнутые узлом под бесформенными коленями, белая шёлковая блузка в пёстрых цветах обтягивала расплывчатую грудь. Голову венчала широкополая красная шляпа, к тулье которой была приклеена распахнувшая крылья птица табачного цвета, величиной с мышь. Табачная птица, сидевшая смирно, была на шляпном поле ни к селу ни к городу, да и сама красная шляпа никак не подходила к одутловатому старухину лицу, на верхней морщинистой губе которого явственно пробивались волоски усов. От этих усов Вальди опешил ещё сильней, чем от табачной птицы. Поравнявшись с женщиной в шляпе, он замедлил шаг, но не остановился. А усатая неподвижно, как куль, сидела на своём стуле; казалось, она свешивалась с него.

Дойдя до конца прохода, Хавкин развернулся и, не глядя более по сторонам, направился к выходу из кафе. Боковым зрением он увидел старуху с птицей, она следила за его приближением, а потом глядела ему вслед – пока он не вышел на улицу и не исчез. Она глядела на его стройную спину, на его руку с тростью, и глаза её на застывшем лице были налиты слезами – горя или же счастия…