Под этой грушей можно было не только посидеть или полежать в тени. Неподалеку, прямо за полянкой мягкой зеленой травы начиналась тропинка, по которой можно было спуститься к Аргуну, который тут течет не слишком быстро, и вода успевает прогреваться так, что и купаться можно.
Тут возле груши и шашлык можно было сотворить.
Грушу эту Махмуд называл своей экологией. Потому что для него это дерево со всем, что его окружает, было природой, и жизнью, и красотой, и всё в одном чудесном месте.
Отец Махмуда, хоть и был старый рубака партизан, к природе относился внимательно и всегда говорил сыну: «Лес — брат наш, а речка — сестра родная!»
То есть жить в природе нужно, как в семье, ни брата, ни сестру не обижать.
Каждый раз уезжая, Махмуд махал груше рукой: «Не грусти без нас. Мы скоро вернемся!»
Говорят, танец — это общение с Богом. И Махмуд с Ним общался. Да, Махмуд наделен божественным даром. Все, что в нем было, всё от Бога. Он излучал свет, доброту, согревавшие человека.
Махмуд никого не оставлял равнодушным. Он завораживал, притягивал, очаровывал, заставлял смеяться, вызывал слезы, но слезы радости и восторга.
Сегодня Махмуд с нами и в то же время далеко от нас. Он заставлял нас плакать. Плакать даже тех, кто никогда в жизни не пролил и слезинки.
Чеченец не любит склонять голову, и его слезы редко кому удавалось видеть. Сегодня я видел суровых, мужественных сынов гор плакавшими. Неутешно их горе. Они потеряли своего великого земляка, посвятившего себя служению народу и любимой Чечне.
Махмуд никогда не останавливался. Он шел всю жизнь. Шел, чтобы успеть сделать как можно больше для людей. Он шел, пока не перешел в бессмертие. Пока не стал легендой. Пока не стал Пророком. Сейчас он далеко от нас, и все же я уверен, что ты слышишь меня, Махмуд. Потому я говорю тебе: «Дала геч дойла хьуна[2]».
Министр культуры Чечни, народный артист России, художественный руководитель ансамбля «Вайнах» Дикалу Музакаев:
«Первая моя встреча с Махмудом Эсамбаевым состоялась в 1997 году на торжествах, посвященных 850-летию Москвы. Правда, когда я учился в Грозненском культпросветучилище, мы, студенты, бывали у него дома. Стелла Махмудовна говорила, что мне надо танцевать не только национальные, но и танцы народов мира, как ее отец.
В Измайлове организовали гала-концерт Государственного ансамбля танца Ингушетии. Я пригласил туда представителей Министерства культуры РСФСР, Махмуда Эсамбаева и Мусу Гешаева. Я вышел на сцену, поприветствовал почетных гостей, поблагодарил их за то, что нашли возможность прийти на это мероприятие.
«Особенно радостно отметить, — сказал я, — что в зале находится легенда хореографии XX века Махмуд Эсамбаев».
Муса Гешаев рассказал мне позже, что у Махмуда в тот момент выступили на глазах слезы…
После концерта был банкет. Когда зашел Махмуд, я не стал садиться за стол, а обслуживал гостей, как и положено младшим по возрасту. Махмуд сказал министру культуры Ингушетии Казбеку Костоеву полушутя: «Этого Дикалу мы дали вам не потому, что он нам лишний. Он не должен обслуживать стол. Он сделал вам профессиональный ансамбль. Хотя бы поэтому должен сидеть рядом с тамадой. Если вы не будете к нему относиться должным образом, мы его заберем обратно».
Эсамбаев пригласил министра культуры Ингушетии на концерт в честь открытия звезды Махмуда Эсамбаева на Аллее звезд. Я был приглашен туда с чеченским традиционным парным танцем, который я исполнял с Мадиной Музакаевой.
Это было в то время, когда я работал в Государственном ансамбле танца Ингушетии.
Мы конечно же станцевали.
Когда мы работали на открытии звезды, Махмуд спросил у известного болгарского певца Бисера Кирова: «Ты меня помнишь?» Тот ответил: «Я не могу тебя помнить». Махмуд указал в мою сторону: «Вот посмотри. Это я, молодой, танцую на сцене». За всю свою жизнь более высокой оценки своего творчества я не получал!
Махмуд Эсамбаев попросил нас приехать летом с этим же танцем на свой семидесятипятилетний юбилей, но когда в нашем разговоре он сказал, что пригласил в Москву и ансамбль «Вайнах», мне пришлось предупредить великого танцора, что ичкерийские власти, скорее всего, проигнорируют его приглашение.
Со своей стороны я твердо обещал приехать и сделал бы это, даже если бы мне пришлось расстаться с работой. Махмуд почему-то был склонен сомневаться в ингушах, что они могут не приехать. Но Руслан Аушев, получив факс из Москвы, сразу же подписал распоряжение о выезде национального ансамбля в столицу. Таким образом мы свое обещание выполнили.
Надо сказать, что юбилей был очень трогательным. Эсамбаев был безнадежно болен, и все это знали.
На генеральной репетиции, увидев Махмуда, мы испугались: он не мог передвигаться без помощи со стороны, был белым как снег. Его всё время трясло, и он не мог нормально разговаривать. Но на следующий день, когда открылся занавес, мы увидели на сцене энергичного и подтянутого Махмуда. А ведь у него еще не были сняты швы после операции. Когда врачи ему сказали, что опасаются за его здоровье, Махмуд ответил, что не так везуч, чтобы умереть на сцене…