Махмуд Эсамбаев

В начале чеченской войны 1994–1996 годов, когда правительство РФ искало способы нормализации ситуации в Чечне, премьер Виктор Степанович Черномырдин собрал в Доме правительства большую группу государственных деятелей, руководителей общественно-политических организаций, видных военачальников, представителей науки, культуры и искусства, элиту российской интеллигенции и нас, высших духовных иерархов традиционных российских религий. На этой встрече обсуждался один и самый животрепещущий вопрос: о путях прекращения военных действий и кровопролития в Чеченской Республике, где гибли мирные люди и, как правило, самые незащищенные и слабые — женщины, старики, дети.

Недалеко от меня среди деятелей культуры заметно выделялся своей колоритной внешностью в традиционной горской папахе и статью джигита Махмуд Эсамбаев. После нескольких выступивших он, попросив слово у Черномырдина, обратился к присутствующим с очень простыми проникновенными словами, выразившими горе и страдание своего народа, которые глубоко врезались в мою память, а затем немного поведал и о себе. Махмуд говорил, что недавно он был одним из самых богатых людей Советского Союза, имевших всемирную славу и признание как среди монархов и политиков, руководителей государств и бизнесменов, так и среди простых людей во всем мире — ценителей прекрасного. Что все они с теплотой и восторгом, шквалом рукоплесканий и своей любовью выбирали его искусство, которое он им щедро дарил. Они оказывали различные знаки внимания и преподносили букеты цветов и подарки, из которых в Грозном впоследствии был организован его мемориальный музей, где хранились дорогие картины, которыми могли бы гордиться известнейшие музеи мира. Среди множества ценных подарков, орденов и наград особенно выделялся очень дорогой индийский театральный костюм, подаренный Махмуду президентом Индии Джавахарлалом Неру с 600 бриллиантами. Во время войны в результате одной из бомбовых атак на Грозный музей был разрушен, многие ценности безвозвратно потеряны и уничтожены, а он остался без крова и вынужден был переехать в Москву, в однокомнатную квартиру. Только недавно благодаря мэру Москвы Ю. М. Лужкову Махмуд смог улучшить жилищные условия. Но не потеря имущества, не разрушение музея огорчает его сегодня. Каждый выстрел, разрыв многокилограммовой бомбы или снаряда вырывает частицу его сердца из груди, и кровоточит оно нестихающей болью. Тысячи его соплеменников, а также братьев и сестер других национальностей и религий, потеряв свои дома и родных, свое имущество и здоровье, ютятся в развалинах Грозного, а некоторые навечно погребены под ними.

Когда Махмуд-эфенди говорил все это, слезы горя и сострадания выступили на глазах его, словно бриллианты Неру, потерянные под бомбежкой. Но мужественный «патриарх танца» не стыдился их: это были не слезы слабости, а слезы горя отца, оплакивающего погибающих детей своих. Своим пламенным и столь эмоциональным выступлением Махмуд-эфенди произвел такое сильное впечатление на участников встречи, что в зале воцарилась скорбная тишина.

Махмуд-эфенди был редчайшей и широчайшей души человек, он откликался и принимал участие во всех праздничных торжествах, которые хоть немного могли доставить радость и удовольствие людям. Он с готовностью принимал участие и в мусульманских религиозных, и в различных национальных празднествах. Причем никогда не различал, кто его приглашает. Если его приглашали на праздник чуваши — он ликовал с чувашами, если мордва, он спешил к ним. Но уж когда гуляли татары на своем славном сабантуе, который он бесконечно любил, то он весело и искрометно включался в радостный фейерверк празднества вместе с ними, заражая зрителей и шуткой на татарском языке и праздничным настроением.

Будучи добрым мусульманином, Махмуд-эфенди хорошо усвоил и следовал всю жизнь предписанию Всевышнего, указанному в священном Коране: «Старайтесь же опередить друг друга в добрых делах!» (5:53).

На протяжении всей своей жизни он, опережая всех, делал добро людям, и они этим же добром и всенародной любовью и почтительной памятью о нем воздают ему — Махмуду Эсамбаеву, подлинно Народному Артисту, мусульманину и прекрасному человеку».

Глава пятая ЖИВАЯ ВОДА

Говоря о Махмуде, пытаясь понять истоки его уникального дарования, многие забывают, что он сам лучше всего рассказал о них в своих статьях и интервью. Вот одна из его статей-исповедей — «Радость танца»:

«Радость и танец — два слова, созданные друг для друга. Для меня радость и танец — понятия почти тождественные. О танце можно говорить без конца. Танец можно изучать непрерывно. Танец можно созерцать постоянно. И всякий раз, беседую ли я о танце, узнаю ли я танцевальный фольклор ранее незнакомой мне страны, я всегда испытываю радость соприкосновения с прекрасным, счастье единения с народом.