Мы остались друзьями. Я по сей день жалею, что мне не пришлось серьезно поработать вместе с ним. Даже самые первые опыты совместной деятельности показали, что у нас могла бы сложиться перспективная рабочая группа и, в результате, возникнуть полноценный театр народного танца, о котором он мечтал. Такой театр мог бы сохранить для потомков живое искусство Махмуда Эсамбаева.
Дело в том, что при всем своем уникальном таланте и замечательных свойствах характера — он был очень приветливый, добрый и щедрый человек, — плодотворно работать вместе с кем-то (а ему был нужен партнер — балетмейстер и репетитор) у Махмуда не получилось.
Танец такого необычного типа, который создал Махмуд Эсамбаев, — это непривычное, тонкое дело, о котором можно сказать, что никаких правил, теорий и границ тут быть не может. В таких случаях остается только сказать: «Боженька капнул — и всё получилось!»
Махмуд был именно таким человеком, от Бога.
Его талант отмечен Небом и, по сути, неповторим. Так я теперь успокаиваю себя. И все-таки по-прежнему очень жалею, что судьба не дала нам возможности поработать вместе…»
Такова короткая история «Танца огня». И действительно, остается только жалеть, что танец этот не был показан совместно с детским балетным коллективом, а Махмуд так и остался единственным его уникальным исполнителем.
В это же время Махмуд совместно со своим другом — балетмейстером Львом Михайловичем Крамаревским поставил новый цыганский танец, который стал замечательным дополнением к уже начавшему складываться концертному набору Махмуда.
Этот танец следует в его программе сразу за чеченской легендой о кровной мести. В нем Махмуд очень далеко ушел от той «Цыганочки», которая так помогла ему на первых шагах карьеры. В современном цыганском танце гораздо больше от пушкинской поэмы «Алеко», и движущие силы и драматургия тут те же — любовь, страсть и жгучая ревность. Это напряженный и драматический по характеру танец молодого цыгана, который мучается, зная, что его любимая ушла с другим в ночную степь.
Он сидит один, возле догорающего костра, глубоко и тяжко задумавшись. Неотступные муки ревности не дают ему сидеть спокойно. Он поднимается и делает движения, как бы отталкивающие темные призраки ненависти. Но не может избавиться, они обступают его всё плотнее и подчиняют себе пылкую натуру. Цыган начинает свой танец, напоминающий смертельный поединок со счастливым соперником. Он понимает, конечно, что любовь красавицы невозможно завоевать в драке, даже самой жестокой и кровавой. Даже если победит, он всё равно не сможет завладеть душой неукротимой цыганки. Да, он знает это. Но по крайней мере он сможет погубить счастье соперника.
В конце концов он в изнеможении падает у костра, лежит неподвижно. Вскоре он поднимает голову.
И тут к нему приходит просветление. Нет, он не станет искать смерти счастливого соперника, не станет разрушать счастье любимой, но не любящей его женщины.
Потом этот сценарий многократно изменялся. Но во всех случаях пушкинский Алеко в исполнении Махмуда Эсамбаева отказывался от убийства, не желая проливать кровь соперника. Не мог он отказаться и от любви.
Это разрывающее душу противоречие выливалось в удивительный по драматизму танец, в котором ярость была смешана с нежностью, а любовь с ненавистью.
Смысл трагического танца в том, что окажется сильнее в душе отчаянного цыгана — ревность и ненависть или прощение и любовь.
Именно такой, обжигающий душу огонь пылает во многих танцах Махмуда…
Цыганский танец. Немного измененная и уложенная в несколько минут опера «Алеко». Напряженная и драматичная вначале, когда цыган бесится от обиды и жаждет мести — любимая изменила ему!
Изменена только концовка. Цыган ломает кнут и отбрасывает его во тьму — и точно так же отбрасывает мысль о мести.
Крови и смерти в этом танце не будет…
Говорит Нина Федоровна Дементьева — кандидат искусствоведения, профессор кафедры хореографии РАТИ-ГИТИС, бывшая балерина Большого театра:
«Война. Мы еще дети и дружим с Андреем Крамаревским. Потом он стал солистом Большого театра. Это сын знаменитого балетмейстера Льва Михайловича Крамаревского.
В годы Великой Отечественной семья Крамаревских была эвакуирована в город Фрунзе (ныне Бишкек). Там Лев Михайлович стал балетмейстером и педагогом классического танца в Киргизском государственном театре оперы и балета.
В конце войны во Фрунзе появился молодой и никому не известный Махмуд Эсамбаев (это был период ссылки чеченцев в Среднюю Азию). Именно тогда на уроках Л. М. Крамаревского началось знакомство этого безумно одаренного от природы танцора с техникой классического балета. На этих уроках тринадцатилетний Андрюша Крамаревский (он тоже занимался в отцовском классе) познакомился с Махмудом Эсамбаевым и они подружились…
После войны Крамаревские вернулись в Москву. Тогда я и познакомилась с Андрюшей и его товарищем Гошей Бовтом. Оба будущие солисты Большого театра. Все мы занимались здесь в балетном училище, где я сейчас преподаю.