— Главари Лебака! Мы все состоим на службе его величества, короля Нидерландов. Но он, справедливый и желающий, чтобы мы выполняли наш долг, находится далеко отсюда. Тридцать раз тысяча и даже более душ должны выполнять его волю, сам же он не может находиться близ каждого, кто от его воли зависит.
И великий господин в Бёйтензорге тоже справедлив и тоже хочет, чтобы мы все выполняли свой долг. Но и он, как бы могуществен он ни был и какой бы властью ни обладал над всеми городами и селениями, над войском и над бегущими по морю кораблями, — он точно так же не в состоянии уследить, где творится неправда, ибо находится далеко от того места.
И резидент в Серанге, господин над землею Бантама, где живет пятьсот раз тысяча душ, тоже хочет, чтобы в подвластных ему владениях царила справедливость; но если в них сотворится зло, он находится слишком далеко, чтобы это увидеть. А человек, сотворивший зло, сам постарается уйти от его взгляда, ибо страшится кары.
И господин адипатти, регент южного Бантама, тоже хочет, чтобы все в его владениях жили в согласии и не совершалось постыдных дел.
И я, призвавший вчера в свидетели всемогущего бога, что буду справедлив и милостив, хочу вершить право, чуждый гнева и ненависти, так, чтобы про меня могли оказать: «Добрый ассистент-резидент»... И я тоже хочу исполнять мой долг.
Главари Лебака! Этого хотим мы все!
Но если бы нашлись среди нас такие, которые ради выгоды забыли о своем долге, которые продали бы право за деньги, которые стали бы отнимать буйвола у бедняка и плоды у голодного, — кто их накажет?
Если бы кто-либо из вас об этом узнал, он воспрепятствовал бы произволу. И регент не потерпел бы, чтобы такое творилось в его регентстве, и я буду противиться этому, где смогу. Но если ни вы, ни адипатти, ни я ничего об этом не будем знать?
Главари Лебака! Кто тогда будет творить право в Бантанг-Кидуле?
Слушайте, я вам скажу, как тогда будет твориться право.
Придет время, когда наши жены и дети будут плакать, изготовляя для нас саван, и прохожие будут говорить: здесь умер человек. Тогда того, кто придет в деревню и принесет весть о смерти человека, спросят: кто был тот человек, который умер? И он ответит: он был добр и справедлив. Он творил правосудие и не прогонял жалующихся от своих дверей. Он терпеливо выслушивал тех, кто к нему приходил, и возвращал отнятое. И тому, кто не мог вспахать свое поле, ибо из его хлева увели буйвола, он помогал найти буйвола. И где дочь была увезена из дома матери, он отнимал ее у похитителей и возвращал матери. И где была работа, он не задерживал платы, не отнимал плодов у тех, кто вырастил дерево. Он не надевал одежды, которая должна была одевать других, и не питался пищей, принадлежавшей бедным.
Тогда скажут в деревнях: аллах велик! Аллах взял его к себе; его воля да свершится! Умер хороший человек.
Но в другой раз остановится прохожий перед домом и спросит: что здесь случилось? Почему молчит гамланг и не слышно песен девушек? И снова скажут: здесь умер человек.
И тот, кто придет в деревню, будет вечером сидеть у гостеприимного очага, и вокруг него сыновья и дочери этого дома и дети тех, кто обитает в деревне; и хозяин дома скажет: умер человек, который дал обет быть справедливым и который продавал право тому, кто платил ему деньги. Он удобрял свою ниву потом работника, которого он отзывал с его нивы труда. Он удерживал плату работника и питался пищей бедных. Он разбогател нищетою других. У него было много золота, и серебра, и драгоценных камений, но земледелец, живший по соседству, не знал, чем утолить голод своего ребенка. Он улыбался, как счастливый человек, но скрежетал зубами жалобщик, искавший права. Довольством сияло его лицо, но не было и капли молока в грудях матерей, которые кормили младенцев... И тогда скажут жители селения: «Аллах велик... мы никого не проклянем!»
Главари Лебака! Некогда умрем мы все. Что скажут в деревнях, которые были однажды под нашею властью, и что скажет прохожий, который увидит наше погребение? И что ответим мы сами, когда после нашей смерти чей-то голос обратится к нашим душам с вопросом: «Почему раздается над полями плач и почему скрываются юноши и девушки? Кто взял урожай из закромов и кто увел из стойла буйвола, который должен был вспахивать поле? Как поступил ты с братом, которого я доверил твоей защите? Почему скорбит бедняк и клянет плодоносность жены своей?»
Тут Хавелаар снова остановился и после некоторого молчания продолжал совершенно спокойным голосом, будто только что он не говорил ничего такого, что могло бы произвести сильное впечатление: