Нервничая, однако улыбаясь, Первин подала чашки чая с имбирем и лемонграссом миссис Банаджи, ее дочери Сайех и невестке Туран: каждая сидела перед маленьким ткацким станком.
– В чае маловато сахара. Принеси! – скомандовала, отпив, Бехнуш.
Первин нашла сахарницу, чайные ложечки, обошла всех женщин, а потом села на самый маленький стул в комнате.
– Я вам расскажу про кушти, – сказала миссис Банаджи, с неудовольствием посмотрев на Первин. – Нужно сплести семьдесят шесть очень тонких шелковых нитей. Плетение должно быть плотным, крепким, чтобы не порвалось.
– Похоже, это очень интересное занятие, но мне сказали, что я для него не гожусь из-за своего происхождения. – Первин решила объяснить, почему она не помогает.
Сайех хихикнула и обратилась ко всем:
– Ну естественно, зачем ей еще и плести! Первин – богатая наследница недвижимости.
– Она очень скромная, – с благожелательной улыбкой промолвила Бехнуш. – Мистер Мистри – юрист, а вот отец его построил половину Бомбея. Я видела их фамильный особняк.
Вот интересно: Бехнуш всегда критиковала их семью за состоятельность, а сейчас эту состоятельность выпячивает. Первин досадливо уточнила:
– Нашим фамильным домом была хижина в Гуджарате. Может, она и сейчас стоит, столько веков спустя.
Будто не расслышав ее слов, Сайех Банаджи заметила:
– Если англичане заплатили вашему деду за то, чтобы он построил половину Бомбея, вы, видимо, и правда из богатой семьи.
– Многие индийские подрядчики брали у англичан заказы. Дедушка был лишь одним из многих и в основном работал в 1870-е годы, – пояснила Первин. – А в нынешней фирме только один мой родственник – брат.
– Брат? – Глаза миссис Банаджи вспыхнули. – Сколько ему лет?
– Двадцать один год. – Первин заранее знала, каким будет следующий вопрос.
– Женат?
– Нет. Родители позволят ему жениться, только когда он займет в фирме более высокое положение.
– Ага! Возможно, именно ваш брат будет строить следующую разливочную фабрику Содавалла – и познакомится с одной из моих дочерей. Как бы это было замечательно!
– Ах, я бы очень обрадовалась, если бы он смог приехать и погостить здесь подольше. Но наша строительная фирма работает только в Бомбее. Представляете, как сложно будет перевозить цемент и…
– Да-да. – Миссис Банаджи закивала всеми тремя подбородками. – Ну, не приедут, пусть хотя бы за строительство заплатят.
– Понятное дело! – Бехнуш аккуратно надела ей пряжу на пальцы. – Наши сваты очень щедры. Мы им постоянно говорим, что нам ничего не нужно, а они дают нам всё больше.
Первин заледенела.
– О чем вы?
– О новой разливочной фабрике, – пояснила Бехнуш, закрепляя нити на станке.
Первин об этом ничего не знала. Наверняка Бехнуш преувеличивает. И тут у нее возникла новая, страшная мысль: Содавалла ждут одолжений в уплату за то, что сын их женился по любви.
– Что с тобой, Первин? Ты не следишь за работой! – укорила ее миссис Банаджи.
– Грезит наяву о своем красавце-муже! – хихикнула Турна.
– Мама Бехнуш, а вы или папа Бахрам писали моим родителям про эту новую разливочную фабрику? – Едва слова слетели с губ, Первин осознала их недопустимую прямоту. Все подняли глаза от работы.
Глаза Бехнуш раздраженно блеснули.
– Давай не будем обсуждать мужские дела. Сейчас время заводить знакомства и изучать наши религиозные традиции.
Однако сказано было достаточно, чтобы Первин наконец-то поняла: Содавалла позволили Сайрусу на ней жениться не потому, что их тронула его любовь, а потому, что она из богатой семьи.
Мысли неслись вскачь. Может, и Сайрус стал за ней ухаживать только потому, что Эстер Вача упомянула между делом про состояние Мистри? Первин вспомнила, как он разглядывал Мистри-хаус, когда они вышли от Яздани. А потом он привел туда своих родителей – туда, а не в современный дуплекс ее родителей в парсийской колонии.
Но они с Сайрусом давным-давно любят друг друга. Между ними возникла такая дивная связь – есть и страсть, и взаимопонимание.
Вот только что реально дал ей этот брак? Мужа, который осуждает ее за строптивость. Заражение гонореей. Четверть каждого месяца в зловонном уединении.
Первин уставилась на ткацкий станок свекрови и подумала про незримые нити, которыми обвита она сама – будто силками, которые не разорвешь.
– Добрый вечер, папа Бахрам. А где нынче Сайрус? – спросила Первин у свекра в семь часов, когда он вернулся домой один. Ей хотелось поскорее увидеть Сайруса и избыть свои страхи.
– Он работает допоздна, – сказал Бахрам, снимая фету. Первин повесила ее на высокую стойку для шляп в прихожей и прошла за свекром в гостиную.
Мохит уже поставил бокал виски с содовой на столик рядом с креслом Бахрама, а теперь заводил граммофон. У свекра была привычка каждый вечер выпивать по хайболу под музыку Бетховена. Первин знала, что он предпочитает проводить этот ритуал в одиночестве, но на сей раз дело у нее было неотложное. Нужно было выяснить ситуацию с разливочной фабрикой.
– Что такое? – с рассеянным видом спросил свекор.
– Простите меня, папа Бахрам, меня беспокоит одна вещь. – Первин присела на краешек кушетки напротив. – Мне нужно задать вам вопрос.