Малая Бронная

Руки, ноги… Разговор кольнул Алю, вспомнилась больница, сожалеющие слова женщины, раненной зажигалкой, — девчонку без руки замуж не возьмут. Но тут другое. Вот уж Муза не оставила бы Пашку. За деда Колю жена вышла замуж уже за хромого. Правда, потом бросила, но выходила-то без сомнения, нужен был какой есть. А она сама как бы поступила, ну хоть бы с Игорем? Нет, нет, нет! Такого с ним не должно быть. А вообще… вот сколько с нею учится ребят — на костылях, с палками, без руки, один с гипсом на шейных позвонках. В остальном обычные люди. Учатся всерьез почти все, строят планы, шутят — живут. Их не надо подгонять и уговаривать, все понимают. Так как же с Игорем, если… Правду! Да любого, только бы живой был. Это же, наверное, любовь? Или жалость? Дура несчастная, вдруг разозлилась она на себя, письма нет? А сама? Может, ему это ее письмо, как привет из мирной жизни. Ему в боях не до писем, а ей что мешает? Письмо — ответ… Больно самолюбива да счетлива. Сегодня же написать! И пусть смотрит цензура, надо писать, как чувствуешь, и письмо будет памятью и теплом от нее.

В подставленную сумку из кривого алюминиевого таза посыпались черные ледяные катыши: бряк-бряк друг о дружку, полсумки. Все, отоварилась. Мама уже собралась идти на работу. Глянула на картошку.

— Давай быстренько ссыпем в корыто и зальем холодной водой, к нашему приходу будет годна для варки.

Так и сделали, а вернувшись в комнату, стали «завтракать».

Разлив кипяток в чашки, мама сняла с крышки чайника завернутый в холщовую влажную тряпочку хлеб. Он распарился, «потолстел», казался сытнее. Согревшаяся Аля благодарно смотрела на маму: все-то она знает, все умеет.

— Мам, и откуда ты знаешь все?

— От голодных двадцатых, и тиф, и осьмушка хлеба умудрили.

Когда вышли из дому, мама сказала:

— Так дальше нельзя, твоя рука не заживет, может наступить омертвление тканей вокруг раны. Поеду менять вещи на продукты.

— Куда?

— В деревню.

— Да какие у нас вещи?

— Моя кружевная шаль, синий костюм, долежался до дела, твои детские платья, обувь.

— Хорошо, но без меня ты не поедешь. Только вместе. — Мама не ответила.

На лекции Аля отсела подальше, решив написать Игорю, но в аудиторию вошел новый преподаватель. Осанистый, в распахнутом пальто на рыжем меху. Шапку он положил на кафедру, лысоватая голова крупная, лобастая и глаза большущие, светлые, веселые. Он приказал, властно и в то же время весело:

— Пересядьте в первые ряды!

Когда все сгрудились, мужчина сел напротив, ниже кафедры, и, как показалось Але, начал их пугать:

— Дорогие коллеги! В музее криминалистики, куда я надеюсь вас повести, вы увидите все орудия пыток, от иголки до электроприборов, от кнута и палки до специальных зажимов… Все виды узлов на веревках, снятых с удавленников, ибо не каждый умерший от задушения петлей сделал это сам…

Мороз по коже, и уже не только от холода… жуть какая-то. Не до письма, слушала не шевелясь, как и остальные. Криминалист встретился с ее глазами, и в его лице появилось озорство. Напугал и доволен.

— Лучше я напугаю вас во время учебы, чем вы впадете в столбняк на работе при виде человека, погибшего от насильственной смерти.

— Тяжело в учении, — улыбнулся староста Осип.

А криминалист сыпал ужасами, но почему-то было уже не так страшно. Знали, зачем он это делает? Наверное.

В перерыве Аля достала непроливашку и опять собралась писать Игорю. Но подошел Осип, посмотрел ласково:

— Ты, кажется, живешь недалеко? — Она кивнула. — Сбегай за бидончиком и прихвати сколько можно бутылок, к концу занятий привезут суфле.

Убирая непроливашку в портфель, Аля спросила:

— Осип, а кто этот наш «коллега»?

— Криминалист с мировым именем.

— Что это они все мировые? — пошутила Аля.

— Ничего удивительного, юридический институт эвакуировался, работы у них мало, эрудиция огромная, тяга обучать не меньше, а давать знания ниже своего уровня просто не умеют: высший класс! Ты все это оценишь, когда будешь заочницей юридического вуза.

— Я — заочницей?

— Конечно, как и все мы. Работать и учиться. Нормальное дело. Беги домой, скорей!

Осипу легко рассуждать, он фронтовик, а у нее, Али, нет такого преимущества — может, потому не способна она пока предвидеть свое будущее. Ей надо, непременно надо, вырваться туда, где побывали все эти ребята. Спускаясь с ним по лестнице, она не удержалась от иронии:

— Ты, конечно, знаешь, кем каждый из нас будет работать?

— В основном. Я и весь наш костыльный батальон — судьями. Две наши дамы — нотариусами, на большее не потянут. Кое-кто, у кого ноги целее, адвокатами. Ну а вы с Лизой — следователями.

— Это почему?

— Любопытные девчонки. — И Осип улыбнулся ей, как маленькой.

Примчалась домой, схватила бидончик, напихала полную сумку бутылок, стоявших под столами у Маши и Барина, вернулась, запыхавшись. Быстро раздала ребятам бутылки — и на занятия.