Мальчик из Бухенвальда. Невероятная история ребенка, пережившего Холокост

Ведь после прихода немцев у мамы начали трястись руки, спина сгорбилась, а волосы стали сухими и ломкими, словно с каждым днем она старела на целый год. Немцы немедленно заняли все правительственные здания, развесили повсюду кроваво-красные флаги со свастикой и заявили, что теперь они – наши хозяева. По всему городу пестрели плакаты, сказал Хаим маме как-то ночью, утверждавшие, что евреи – преступники. Витрины лавок, принадлежавших евреям, заколачивали досками, а сверху большими буквами писали ИУДА. Евреям запретили ходить по тротуарам, покидать свои дома после определенного часа, делать покупки в большинстве магазинов, посещать парки и даже гулять по дорожкам вдоль реки Каменна.

Вскоре после того, как немцы пришли в город, двое солдат постучались к нам в дверь. Они спросили маму, не угостит ли она их чаем. Двое мужчин, оба ростом с Хаима и вряд ли старше него, уселись за папиным широким столом. Дрожащим голосом мама спросила, добавить ли им в чай сладкого вина. «Оно очень вкусное, – сказала она. – Ароматное. Очень хорошее».

Солдатам понравился мамин чай, и они съели с ним несколько медовых пирожков.

Когда они ушли, папа выдохнул и сказал мне:

– Видишь, немцы – люди цивилизованные. Они не причинят нам зла.

Но солдаты приходили снова и снова. У них была разная форма – с другими знаками отличия, других цветов, и каждой соответствовала своя степень жестокости.

Эсэсовцы в сине-стальной форме были хуже всего.

Именно с их появлением в Скаржиско-Каменне началась стрельба.

Сначала я не понимал, что это за звуки – словно в воздухе взрываются петарды. Я думал, что где-то праздник, а мы его пропускаем. Я подпрыгивал на месте, умоляя маму выпустить меня из дома, чтобы я мог посмотреть.

Мама, стремительно увядавшая, сжимавшаяся в размерах, мне не разрешала. Я не мог даже выйти в уборную без сопровождения кого-то из старших братьев.

Немцы убили мэра Скаржиско-Каменне. Запретили евреям проводить религиозные церемонии. Матерей и отцов еврейских семей, всех в трудоспособном возрасте, они отправляли на фермы или на фабрики, которые захватили и передали во владение немецким компаниям.