Мальчик, сделанный из кубиков

Центр ассамблей расположен на зеленой улице за Королевским Полумесяцем в Бате. Именно там мой психолог снимает помещение, которое она описала мне по телефону как «очень уютный консультативный кабинет с располагающей атмосферой», так что я почему-то ожидаю увидеть там бинбеги[9] и лавовую лампу. Я предпочел приехать сюда, а не обратиться к специалисту в Бристоле: не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я выхожу из клиники, и задался вопросом, что со мной не так. На этот вопрос я не готов отвечать даже себе самому, не говоря уж о том, чтобы обсуждать его с кем-то еще. К счастью, конфиденциальность в Центре ассамблей, похоже, главная забота. Маленькая латунная табличка рядом с дверью – единственное, что проливает свет на то, зачем сюда приходят люди, а когда я пытаюсь заглянуть с улицы в окно, оно оказывается задернуто изнутри тюлевой занавеской, так что мне удается разглядеть лишь шикарного вида кожаный диван. Я и сам не знаю, что ожидаю увидеть – наверное, пациента, лежащего на кушетке, и человека, похожего на Зигмунда Фрейда, сидящего с блокнотом у него в изголовье и делающего пометки.

Толкаю входную дверь и оказываюсь в просторной приемной. Она совершенно пуста, если не считать дивана и большого живописного полотна с видом Бата в викторианском стиле на стене над ним. Лакированные дубовые половицы громко скрипят у меня под ногами. Из двери напротив показывается женщина, одетая в практичный черный джемпер с воротничком поло и юбку из шотландки. Лет ей на вид примерно под пятьдесят, у нее умное уверенное лицо, в светлых волосах пробивается седина.

– Алекс? – уточняет она.

– Да, – выдавливаю я.

– Меня зовут Дженнифер, рада с вами познакомиться. Вы легко нас нашли? Отлично, проходите сюда.

Она проводит меня за дверь, за которой обнаруживается коридор; на стенах здесь тоже висят виды Бата, только поменьше. Ее кабинет в самом конце. Он небольшой, но очень светлый и веселый с виду, а из обстановки в нем два кресла (бинбегов, к сожалению, не оказывается), книжный шкаф и окно, выходящее в крошечный садик во внутреннем дворе.

– Присаживайтесь, – приглашает она.

Внезапно на меня наваливается чувство острой реальности всего происходящего. Я в самом деле пришел на психотерапию. Я сижу в кабинете психолога, и сейчас она начнет задавать мне вопросы о моей матери. Наверное, мне придется пройти какой-нибудь тест на тип личности? Что от меня потребуется?

– Так, – говорит Дженнифер, опускаясь в кресло напротив с маленьким блокнотом в твердой обложке в руках. – Сегодня у нас с вами будет ознакомительная сессия. Я задам вам несколько вопросов, вы тоже можете спросить меня о том, что вас интересует. Если мы понравимся друг другу, тогда можно будет назначить следующий прием. Вас это устраивает?

– Да. Да, это кажется мне вполне разумным. Спасибо.

Она начинает с вопросов о том, что происходит в моей жизни в настоящий момент и что привело меня к ней. Вкратце рассказываю о последних пяти месяцах моей жизни: о полной вымотанности, беспокойстве и растерянности, которые привели нас с Джоди к разрыву. Она хочет узнать побольше о моем прошлом, о моих отношениях с окружающими, о моей семье. Поначалу я отвечаю немногословно и неуверенно, собственный голос кажется мне странным и нетвердым – сама идея взять и вывалить все это совершенно постороннему человеку представляется мне дурацкой. Но Дженнифер задает вопросы тактично и доброжелательно, и постепенно я начинаю чувствовать себя почти непринужденно. А потом мы переходим к Сэму.

– Очень долгое время я вообще не желал ничего слышать про аутизм, – признаюсь я. – У меня было такое чувство, что это какой-то диагноз, на который можно списать все, что угодно, что-то вроде штампа. Я считал, что он долго не говорит, потому что у него были постоянные отиты, из-за которых возможны проблемы со слухом. Я думал, что он просто беспокойный и застенчивый. Не желал видеть факты. Словом, вел себя как страус.

– Какие чувства вы испытываете по этому поводу сейчас?

– Как будто между ним и остальным миром существует разделительная черта. Ее нельзя назвать непреодолимой, но она есть – это примерно как будто мы все говорим с неразборчивым акцентом, а ему приходится прикладывать огромные усилия, чтобы понять нас и стать своим. Я не знаю, в какой степени он понимает происходящее вокруг. Но иногда он меня просто удивляет – когда высказывает что-то забавное или по-своему выражает привязанность. У меня просто дух захватывает.

– Но вы же говорите с ним? Вы спрашиваете его, что творится у него на душе?