Мальчики

Торопирен свои байки рассказывает всегда как бы между прочим, попутно делая кучу дел: чистит картошку, или натирает мастикой пол, или посуду моет. Смотреть на него при этом – одно удовольствие. «Балет, – думает Жорка, заворожённо глядя, как, отправляя чищеную картофелину в кастрюлю с водой, Торопирен подкидывает её и снова ловит. – Танец, блин, маленьких лебедей…»

– Кстати, органы его весьма ценили, и в сложных случаях увозили из тюряги для дела: там он тайничок смастерит в какой-то вещичке, с которой шпион или дипломат в командировку поедет, там, наоборот, какой-то схрон в чьём-то кабинете отыщет. Вот за это ему и давали с семьёй повидаться, понял?

Жорка хмурился: нет, не понял и не хочу понимать! Это что за вонючие трюки?! А как же верность чести и партии? Как же можно обращаться за помощью к вору, которого вы сами же и посадили на справедливый срок?!

– Ну да, – усмехался Торопирен, добродушно посматривая на возмущённую Жоркину гримасу. – Дело странное: валька дупы с кием. Вот и парень вначале даже слушать отца не хотел: воровское позорное дело. Но день за днём, знаешь… увлёкся историями. У Соломон Савельича этих историй было – жопой жуй! И рассказывал так цветисто, так познавательно. И смысл каждой истории бил прямо промеж глаз!

Торопирен делал паузу, угощал Моисея явно лишним уже кусочком и внезапно вскидывал на Жорку острый требовательный взгляд:

– Аровца помнишь? С камушками?

– …так он же ж давно уехал…

– Верно. Вот Соломон Савельич ему и помог. Часть камушков «утопил» в клавишах печатной машинки «ремингтон», на которой тот начальству отчёты печатал, остальными набил валик машинки… Между прочим, все его отчёты ребята из органов аккуратно копировали, с этим всё было тип-топ.

Жорка принимался возбуждённо грызть ногти. Клавиши машинки – это толково!

– Так вот, Соломон Савельич, умница и спец, говорил своему парню: «Никогда не следуй поговорке: «Дальше положишь – ближе возьмёшь». Наоборот: прячь близко, на виду у всех, неожиданно для обыскателя. Тонкие, изящные дорогие вещицы шмонают по верхам, боятся сломать. Основательно ищут во всём основательном, надёжном на взгляд: в шкафах, чемоданах, в ботинках на толстой подошве, в стенках пересылочных ящиков. А я могу в одном фарфоровом кофейнике столько спрятать, что ты изумишься».

И всё-то он с парнем играл: вот, спрячь стакан так, чтоб я не нашёл. Или: вот кошелёк материн заныкай, даю те десять минут.

– Я бы спрятал! – перебивал Жорка азартно. – Я бы так заныкал, что…

– Но… вернулся-то Соломон Савельич из тюремного санатория совсем больным, с лёгкими что-то у него было, хотя никогда не курил. И года через полтора он скончался. Жалко: сын только привязался к отцу, только-только начал понимать что-то в жизни, в профессии. Правда, перед смертью отец взял с него клятву жить как обычные люди, повинился, что недодал сыну ласки-тепла, сказал, что на жизнь им с матерью хватит, так как он кое-что спрятал.

– Где спрятал? – встрепенулся Жорка.

– О!

Вот никогда нельзя показывать Торопирену, что ты чем-то очень заинтересован. Он непременно «возьмёт антракт»: пойдёт чай заваривать, в туалет отлучится или вообще пустится в слезливые разговоры с Моисеем, да ещё этим идиотским писклявым голосом, на который Моисей так же и отвечал, даже копируя интонацию хозяина. Это он так выдержку у Жорки воспитывает.

– Где спрятал, где спрятал! Это сыну надо было додуматься. И, поверишь, тот всё в доме перевернул, ни одной вещи не пропустил, пол по сантиметру проверил, потолок весь простучал, фикус из кадки выкопал, печку по кирпичику разобрал, рамы вставлял-вынимал, подоконники выламывал, у шкафа и кровати ножки отвинчивал… Всю отцову одёжу распорол на полосочки! Мало того, он и предсмертные слова отца так и сяк перелицовывал. А тот предупредил, что не сегодня и не завтра сын отыщет спрятанное, а когда «в ум и в силу войдёт». В ум и в силу, понимаешь? И предупредил, чтоб, уж если чего тот соберётся из дому выкидывать, так чтоб разбирал на части, ломал и чуть ли не крошил, чтобы не ушло на сторону отцово наследство…

– Не нашёл? – зачарованно спрашивал Жорка. Ясно: отец просто голову парню морочил. Потому как при тщательном розыске любая пылинка отыщется.

– Да нет, не нашёл. Поверишь: кочергу гвоздём царапал – вдруг, думал, золотая. И тоже – нет… Ну, школу он закончил, поступил в институт. А всё продолжал голову ломать: неужто отец над ним насмехался? Не может быть! Перечитал уйму книг по теме, в цирк на фокусников раз двадцать ходил, отцов завет вспоминал: «поближе положишь», а что толку? И всё думал – а что там такого отец мог оставить? Рубли? Так уж и реформа была – считай, всё пропало. Валюта? Не стал бы его отец подставлять. Скорее, те же камушки…

Прошло года четыре, он уже институт заканчивал, весной экзамены и защита диплома. Он собирался взять распределение подальше, куда-нибудь на Дальний Восток, деньжат заработать, пока мать ещё сама управляется.