Мальчики

Ну, зима, мороз… Пришёл как-то парень с занятий околевший от холода, решил печку подкормить. Дом у них дровами обогревался. Комнатка была маленькая, зато с выходом в закрытый палисадник. Да и палисадник с гулькин нос – куст сирени и сараюшка с дровами. Дрова привозили поленьями, надо было их во дворе колоть и в сараюшку складывать. Дело нехитрое: ставишь полено на колоду (старая такая мощная колода у них была, пень спиленный, от прежних хозяев в сарае осталась), ставишь, знач, полено торчком на эту самую колоду, и рубишь топором или колуном…

Короче, вышел он дров наколоть, заодно согреться. Поставил на колоду полено, размахнулся от души и та-ак… колуном жахнул, что и полено разлетелось, и сама колода – пополам. И посыпались из колоды золотые червонцы. Много червонцев, дызайнэр ты мой, Жора… И понял парень, что не о тех отцовых словах думал. Он думал о «поближе положишь», а надо было думать о том, «как в силу войдёшь».

– Это ты всё сейчас состряпал? – спрашивал Жорка с подозрением. – Какая-то сказка. Прям… Алиса в Стране Чудес…

– Да я ж тебе не затем рассказываю, чтоб бейцим крутить. Я тебе – судьбу человека.

– И что он с этими червонцами мог сделать? За хлебом сбегать?

– О! – И снова глаза Торопирена лучились довольной улыбкой. Снова – палец в потолок, в назидание потомкам: – Вопрос верный. От золотого червонца до булки хлеба у нас в стране путь неблизкий. Попался парень на продаже самого первого. И вряд ли кто-то его в городской скупке сдал, там тоже люди сидят не пальцем деланы. Просто давно за ним приглядывали органы: зная об отце-чародее, были уверены, что тот не уйдёт без «наследника». И тюрьмой стращать не стали, сразу предложили работу.

– Какую работу! – фыркал мальчик. – Тайники искать?

– Именно, парень, именно! Между нами, это таки профессия, и как показало время, Соломон Савельич за те полтора года, что дома провёл, многое в своего парня вложил – и не в лоб, а деликатно так, исподволь, умно. Так что тот поначалу даже не осознал, чем обладает, пока его на допросе бывалые люди не раскрутили… И никаких погонов на него цеплять не стали, работал он себе спокойно в НИИ, только время от времени приглашали его: тут местечко осмотреть, там кое-что поискать, заключение свое дать по какой-нибудь неожиданной находке. А однажды вызвали и сообщили, что совершенно секретно отправляют его за границу. Аж в Италию… Так он впервые побывал на вилле Абамелек. Это такой дворец czarowny – czarowny посреди парка огромного, как наш, на Паробичевом бугре. Стоит в Риме, на Яникульском холме, а принадлежит… Советскому Союзу. Вернее, перешёл ему в наследство от России, от российского князя Абамелек-Лазарева – тот купил его в самом начале века, перестроил, украсил скульптурами, гобеленами, золочёной мебелью, люстрами венецианского стекла…

– Погоди, ну, куда ты опять укатился! – Снова-здорово: вензеля свои рисует, уходит от разговора, голову красотами мутит. – При чём тут люстры-гобелены-золочёная хрень! Давай по сути: зачем парня попёрли в Италию?!

– При чём, говоришь? А при том, что перед ним поставили задачу: в некоторых кабинетах там требовалось оборудовать тайники для документов. А может, и целые потайные комнатки устроить. Дипломатическая служба – она, брат… деликатного свойства занятие. Кучерявая жизнь, непростые задачи. Иногда надо сопроводить человечка по коридору так, чтоб на третьем повороте он бесследно исчез. Иногда незаметно надо сжечь стопку бумаги, или старые сапоги… или кепку там, курточку…

Жорка закидывал голову, хохоча:

– …Вместе с человечком!

И Торопирен к нему присоединялся. Смех – дело полезное; говорят, от смеха сосуды сердца расширяются.