Мальчики

На Торопирена почему-то хотелось смотреть больше, чем на остальных: всё, что тот делал, было пронизано лаконизмом изящества. «Как балет на сцене, – подумал тогда мальчик. – И не боится обжечься?!»

Вокруг крутились разные люди, где-то там ещё был покрасочный цех, куда проносили корзины со стекляшками… А Торопирен, закончив дело, завернул в листы газеты стеклянные детали (те, что выдул вчера, уже остывшие) и, уложив их на дно картонного ящика, бросил взгляд на остолбенелого Жорку. Тот всё стоял, ошеломлённый новой гранью этого мира. Тогда Торопирен подмигнул ему, нырнул рукой в карман брюк и, достав ещё трёшку, что-то тихо сказал Дяденьке и вернулся к печи…

В тот раз он выдул для Жорки большую голубоватую рыбину с загнутым вбок хвостом! С плавниками! С чешуёй, с длинными выпуклыми глазами! Она казалась удивлённой и лукавой. Вокруг Торопирена, пока он работал, крутились, восхищённо матерясь, молодые рабочие, посматривая, как ловко тот шурует пинцетом и алмазными ножницами. Дяденька сказал: «Адамыч, мать твою, переходи ко мне, сколько тебя приглашать!» А тот отшучивался – чёрные с проседью кудри слиплись на лбу от пота, мышцы груди и спины блестят, перекатываются… Он, оказывается, сильный, понял Жорка. Сильный, но силу свою расходует экономно и умно.

Когда назавтра забрали остывший заказ, Жорка ступал бережно, мелкими шажками – не споткнуться бы! – прижимая к груди стеклянную рыбину, укутанную в газеты. Скосил глаза на своё достояние, проговорил:

– Вот бы где клёвый тайник получился…

– Где? – не понял Торопирен. Он тоже ступал осторожно, неся под мышкой картонную коробку с деталями.

– А вот в ней… – мальчик подбородком кивнул на рыбу.

– Ну, если тайник, то единоразовый, – возразил тот серьёзно. – Его ж потом разбить придётся. Жалко.

– Да… – с сожалением согласился Жорка.

Торопирен глянул на его макушку и твёрдо сказал:

– Но идея здровэ. Есть в ней смысл. Просто надо соразмерять степень риска и степень важности задачи. Всегда соразмеряй эти две переменные. И всегда веди себя так, словно бежишь из египетского плена, а кругом – проклятые египтяне.

…Всё-таки он смешной, думал мальчик, аккуратно обходя выбоины в асфальте, великий, но смешной. Где здесь египтяне, откуда он их взял, когда они вымерли мильён лет назад!

Через полгода он уже сам выдувал по заданию Торопирена какую-то простую лабораторную посуду, необходимую кому-то из сотрудников института для исследовательских работ. «Всё просто, – говорил Торопирен. – Сегодня, как и две тысячи лет назад, чтобы получить стеклянный сосуд, мастер приклеивает трубку к расплавленному стеклу, выносит её из печи и начинает выдувать… Стекло – материал особый, у него нет кристаллической решётки. Затвердевает мгновенно, и потому шевелись: делай всё точно и быстро. Тут важен каждый выдох, нужны хорошие лёгкие, – говорил, – без лёгких ты пузырь не выдуешь. Но и дуть надо не как паровоз. Расслабь живот! Стеклодув дует щеками, а не животом, живот должен быть мягким…» И Жорка надувал расплавленное стекло в пузырь, переносил его в металлическую форму, отрезал ножницами, подправлял пинцетом и переносил в другую печь, чтобы снять в стекле напряжение и не допустить трещин… И лишь годы спустя осознал, что и это были уроки Торопирена: уроки постижения беспредельности и глубины незнакомого ремесла, уроки уважительного восхищения и старательного ученичества.

Впоследствии он нечасто пользовался стеклянными тайниками – почему-то привязывался к своим хрупким изделиям, жаль было их разбивать. А может, тут срабатывал какой-то личный сантимент, память о человеке, заменившем ему отца?

Но несколько раз он переправлял-таки деликатные посылочки в стеклянных рыбинах дивного радужного оперения. Частенько это поручалось Гусейну, достаточно опытному в подобных командировках.

И тот, если какая неувязочка или более серьёзный шухер, типа особого внимания к предмету со стороны таможни, заполошно вскрикивал: «Ради бога, бережней: венецианское стекло! Три тысячи евро! Украшение моей гостиной!»

…Или ещё какую-то буйду, на которую бесподобный Гусейн был неистощим.

* * *

«Знавал я одного мужика…» или: «Было со мной некоторое дело в некоторой стране…».