Что касается его пресловутого «опасного бизнеса». Он не более опасен, чем наше с ним первое общее дело, наш первый взлёт в начале девяностых, обогативший нас, желторотых сопляков, вселивший в нас чувство захватывающей свободы и уверенности, что мы двое – умнее, рисковее, удачливее прочих иных. И что надо лишь держаться вместе и насмерть, и смотреть во все четыре стороны, спина к спине, срастись, слиться, не пустить никого третьего в наш идеальный тандем.
Как мы тогда были уверены в том, что жизнь только разворачивается, и всё под контролем, всё предусмотрено и всё можно просчитать!
А смерть Торопирена, при всей Жоркиной к нему привязанности, это «обстоятельство бытия», повторял я, вздыхая: старики умирают, мир праху и светлая память тебе, Цезарь ты наш Адамыч…
Вот только светлого в этой памяти, как и в грандиозном преступном его наследстве, обрушенном на Жорку, а значит, и на меня, было – кот наплакал. Тем более что хранить это наследство, эту его проклятую драгоценную коллекцию, предстояло, собирая её по крупицам, как в сказке – за тридевять земель. Начиная с Бухары, жёлто-бурого города синих и бирюзовых медресе, пропитанного запахами дынь и айвы, затхлым запашком застоявшейся воды городских прудов. С Бухары начиная, где наш тандем – наш с детства, с разорванной и зашитой Макаронычем Жоркиной губы, нерушимый тандем наш, – треснет и расколется, как астраханское небо раскалывалось в летнюю грозу под огненным трезубцем молнии.
А я помню тот миг и буду помнить всю жизнь.
Мы пересекли огромный двор с рукотворным прудом, за которым стоял унылый типовой четырёхэтажный дом, и сверили адрес: третий подъезд, третий этаж, квартира семнадцать… Вроде бы тут, буркнул Жорка. Волновался; да что там, я и сам был на взводе: мы в те дни разогнуться не могли под грузом жутковатого, сброшенного на наши головы наследства, драгоценной коллекции гангстера Торопирена, разбросанной по землям и континентам. И вот, первый адрес. Первая встреча незнамо с кем. Бог весть, кто ждал нас за этой первой дверью. Мы были уже бывалые и битые ребята, на всякий случай похаживали в тир, кое от чего уклонялись, за кем-то внимательно приглядывали, с кем-то предпочитали договориться по понятиям. Но эта история была для нас чем-то новеньким, совсем из другой оперы; мы даже подумывали – не оставить ли всё как есть, не послать ли эту коллекцию, вместе с Марией-Антуанеттой, куда подальше…