Читаем Мальчики полностью

Две женщины стояли друг перед другом в тесной комнатке; на губах у Зельды застряла, никак не желая сползать, улыбка гостеприимной хозяйки.

– Я знаю, вы меня презираете… – пробормотала Ольга Францевна. – Нет! Молчите! Дайте соберусь с мыслями… Да, я высокомерно держу себя с людьми, со всеми вокруг людьми, потому что мне безразлично, что думают святые угодники из окрестных домишек. Мне плевать! Но в вас есть нечто мне приятное: врождённая естественная сдержанность, естественное благородство, и я… Нет, погодите, дайте сосредоточиться, я ведь целую речь сочинила, а сейчас растеряла все слова, и всё кувырком. Да, все эти годы я ощущала вашу… брезгливость. Вы даже на примерках, даже примётывая на мне силуэт, старались не касаться меня.

– Господи! – вскрикнула Зельда, потрясённая, сбитая с толку; разом слетела с неё сонливость. – Да с чего вы такое взяли, Ольга Францевна, дорогая! Я стараюсь не касаться любого, у меня ж булавки в руках! – простонала она. Всё это было похоже на дурной сон. Вот тебе и задушевное прощание.

– Погодите… – Ольга Францевна вновь опустилась на стул, потёрла лоб ладонью. – Простите, колотит меня… температура, что ли… Я пришла не задеть вас, а объясниться, и вы, ради бога, позвольте мне это сделать… Если бы вы оставались, я бы никогда не решилась лезть со своими откровениями. Но вы уезжаете, мы никогда больше не увидимся… Мы не увидимся, да? – а я должна рассказать порядочной женщине, объяснить, как это бывает… как случается, что у тебя вырастают два крыла, два!!! и ты летишь! – понимая, что всю жизнь думала именно об этом, с того дня, когда тебя привели в дом жениха «знакомиться с семьёй», и ты сидела за столом напротив будущей свекрови, а по обеим сторонам от тебя, – как во сне, как в странном сне, с которым впору к сновидице… к цыганке идти! – по обеим сторонам сидели двое одинаковых мужчин. Твой жених, только вчера попросивший твоей руки, и… ещё один, такой же абсолютно: голос, лицо, фигура – будто, переступив порог, ты попала в зеркальную комнату.

Боже мой: бывают близнецы, что называется, «на одно лицо», но у них всё равно есть различия во внешности: какие-то чёрточки, жесты, манера себя вести! Эти же… Кажется, у них и мысли были одинаковые! И… вот что поразительно: второй смотрел на меня так же заворожённо, с тем же восторгом, что и мой жених. В какой-то момент я даже спуталась, кто справа, кто слева от меня, назвала Сергеем того, другого… и оба они рассмеялись, как в забавной игре, знаете ли… Нет-нет, конечно, я справилась с этой ужасной для меня новостью. Я справилась, тем более что Сергей упоминал о брате, честно предупредил, что брат всегда живёт и будет жить с нами под одной крышей…

Ольга Францевна замолчала, уставясь на свои переплетённые руки, словно впервые их увидела. Наконец медленно подняла голову.

– Это только кажется житейским обстоятельством, на самом деле весьма неуютный фон жизни. А точнее: ежедневный дьявольский кошмар. Вообразите: после утренней, взахлёб, любви в первые недели брака ты спускаешься к завтраку, ещё в изнеможении, вся ещё в его недавних прикосновениях, а хлеб тебе любезно подаёт рука, в точности та, что сейчас кралась меж твоих бёдер к самым истомным ласкам, и тебе восторженно улыбаются губы… в точности те, что полчаса назад обцеловывали твой левый сосок – «поближе к сердечку». Это безумие, наваждение, бред! Это – бе-зу-мие!

Зельда, оторопевшая от потока внезапных, как обвал в горах, бесстыдных картин, более всего напомнивших ей открытки, случайно обнаруженные в юности в одной из книг дяди Авнера, глаз не могла поднять на женщину, которая всегда казалась ей невозмутимой и даже стылой барыней. Какая же лава кипела в недрах этого вулкана, сколько сил было приложено к возведению плотины между этим вулканом и внешним миром!

– Со временем всё сгладилось, конечно, я привыкла к этому раскладу, да и жизнь постепенно расставляла всех по местам. У нас один за другим родились сыновья, Михаил и Юрий, двое наших сыновей… – она умолкла, и Зельда не смела вставить ни слова. Она и дух перевести не смела. Однако последние слова Ольги Францевны – слова, за которыми следовала глубокая пауза, её поразили: как же так… ведь в спальне на прикроватном столике стояли фотографии четырёх сыновей! Четыре изящные серебряные рамки, в них фотографии юношей. Между двумя старшими и двумя младшими сыновьями разница была в несколько лет, но ведь это случается в любых семьях? Зельда знала, что двое младших, Кирилл и Павел, совсем ещё юные и тоже погодки, оба закончили артиллерийское училище, воевали, дошли до Праги, до сих пор оставались с войсками в Европе, но скоро должны демобилизоваться… Старшие, Михаил и Юрий, оба, как и отец, военные инженеры, с первых дней войны находились где-то на Урале, с предприятиями; Ольга Францевна, бывало, рассказывала о сыновьях, однажды зачитала какое-то письмо с фронта, Зельда вежливо слушала, не особо вникая. Почему же сейчас, говоря о муже, та вспомнила лишь двоих старших сыновей?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза