Мальчики

– Я привыкла, – торопливо повторила Ольга Францевна, – привыкла к этому… странному театру теней: за плечом моего мужа вечно маячил его близнец. Заботливый, трепетно любящий племянников, распорядительный, домашний, всегда на подхвате, всегда под рукой – тем более что Сергей быстро поднимался по карьерной лестнице, был страстно увлечён делом, размахом строительства и… и страшно уставал. А я… я уже стала забывать, как утром просыпаешься в объятиях мужа от его нетерпеливых губ…

Потом его перевели сюда, в Бухару, в очередной раз повысив в должности, поселив нас всех в этом доме с привидениями… – Она усмехнулась, помедлила… – В этом доме, где когда-то гаремная жизнь была привычным обиходом его обитателей, где множественность объятий никого не смущала, где в мире и ласке жили несколько жён, несколько женщин-подруг, сестёр по ночным утехам с этим… масляным, с этим их жирным ненасытным визирем!..

Ольга Францевна умолкла, протянула руку к пустым пиалушкам на столе, задумчиво вложила одну в другую, перевернула их «домиком». Она молчала, и Зельда не решалась заговорить: предложить ещё чаю, что ли? Нет, это совсем некстати. Господи, что за неудобная исповедь, и зачем, к чему это сейчас…

– Едва я ступила на этот порог, под сказочные своды с изречениями восточной неги… меня обдало жаром их еженощных сплетений. Наша спальня как раз и находилась в бывшей спальне визиря, и этот самый жар, эта нега будто въелись в стены, в потолки, в колонны, исписанные тонким золотом… Странные были декорации для моей тусклой жизни. Мне исполнилось только двадцать восемь лет, и я пребывала в этой красоте молодой, безусловно любимой, но… забытой женой. И однажды ночью…

Ольга Францевна подалась к Зельде, речь её сошла на полушёпот, ускорилась, она даже слегка шепелявила. Обняв себя за плечи, словно унимая озноб, продолжала говорить отрывистым бурным шёпотом.

– Вот послушайте и представьте, а потом уж судите меня. Знаю, меня легко судить… Лето, ночь… Сергей в очередной своей командировке где-то на чёртовых окраинах, откуда всегда возвращается изработанным, измождённым, а то и с приступом малярии. Мальчики в горах, в детском лагере… В спальне – духота, мрак, голова трещит, потому что гроза на подходе, ветер рвёт деревья, кажется, кто-то злобный, осатанелый швыряет в окна охапки листвы и камешков. С трудом я заснула, как в обморок ухнула, а проснулась… Нет, не проснулась, а была разбужена, сотрясена во сне грохотом такой силы, что не поняла: где я, что со мной… и закричала! Дико, страшно закричала… Позже выяснилось, что ветер повалил одно из деревьев на соседскую крышу, оторвал кусок жестяной кровли, и та с пушечным грохотом лупила этим страшным крылом так, что ходуном ходили и земля, и наш дом… Ещё не проснувшись, я закричала от ужаса, мой крик сливался с грохотом хлопающей крыши, с шумом ливня и шумом упавшей на крышу акации…

И тогда распахнулась дверь, и в спальню – раздетый, испуганный моим воплем – вбежал ОН. Бросился к кровати, схватил меня, прижал к груди мою голову, стал меня качать, шепча: «Люли-люли-люли…» – в точности как Сергей, бывало… после любви… всегда обнимет и шепчет мне в ухо это своё нянькино, детское-щекотное «люли-люли…». И… на меня накатил горячий морок… Не знаю, поймёте ли: громыхание молний, мертвенные всполохи марганцовых небес в окне и горячее тело, так тесно прижавшееся ко мне, любимое тело… понимаете? Любимое тело, по которому истосковалась, которое знаешь наизусть… и все движения уже наизусть, хоть во сне, хоть в беспамятстве, хоть в адском грохоте стихии… Мгновенно руки-ноги сами себя нашли, сплелись и довершили… под сотрясающие удары то ли грома, то ли наших тел… Неистребимый гаремный идол этого дома, он послушно спал много лет, и вот вырвался и властно оплетал нас щупальцами похоти, всасывал свою добычу, требуя ещё, ещё, придавая сил ненасытному желанию…

Она уронила руки на колени, зажмурилась.

– …Потом я очнулась, и было поздно. Всё было поздно. – Открыла глаза, зашептала: – Поздно, потому как – вот он, мой муж, мой занятой, всегда усталый, измученный работой и непомерной ответственностью муж… – вот он воспрял из молодой памяти тела и отныне чудесным образом всегда рядом, всегда вожделеющий меня, как много лет назад, понимаете, понимаете?! Вторая молодость нашего брака, упоение, страсть, поцелуи в каждом тёмном уголке… Боже, как я влюбилась заново в… Сергея!