Аркадий вышел на улицу. Небо затянуло. Собирался дождь. И настроение было убийственное. Голиков был готов выполнить любое задание, но не ожидал, что ему придется командовать вчерашними дезертирами и бандитами. Мало того, чтобы избежать несчастья, он должен был их перевоспитывать. А как перевоспитывают взрослых людей?.. Ведь ему-то самому не исполнилось еще и шестнадцати.
Советоваться было не с кем. Аркадий побрел к берегу реки с необычным названием Улла. К реке вела дорога, но Голиков пошел прямиком, по картофельному полю. На раскопанных грядках кучками лежала потемневшая, ссохшаяся ботва. Он вспомнил, как совсем недавно бежал с Яшкой по картофельному полю, перепрыгивая через высокую свежую ботву. И вот Яшки нет, и Федорчука, и Левки Демченко. А он, Голиков, живой, но попал в такую передрягу, что неизвестно, чем она кончится. Может, он еще позавидует Яшке, который умер в бою, а не по приговору трибунала.
От безвыходности положения Голиковым овладело такое отчаяние, что он выхватил из сумки гранату и хотел запустить ее — пусть грохнет. Но в последний миг сдержал себя.
«Был бы папа!..» — с тоской подумал он. Отца ему недоставало на каждом шагу. И хотя Петр Исидорович уже пятый год был на войне, Аркадий по-прежнему представлял его таким, каким видел дома, — в рубашке и стареньком пиджаке. И по необъяснимой ассоциации пришла на память давняя история, которая случилась еще во Льгове.
У мамы в классе учился мальчик Кузя (во Льгове мама преподавала в школе). Кузю подозревали в том, что он таскает у соседей завтраки, карандаши, резинки и другую мелочь. Зайдя однажды во время переменки в класс, мама заметила, что Кузя отскочил от учительского стола, где лежали ее портфель и сумочка. Дома вечером мама обнаружила, что у нее пропал серебряный рубль.
— Как он посмел?! — оскорбленно произнесла она.
— Надо сказать родителям. Пусть выпорют, — посоветовала нянька.
— Родители у Кузи умерли, — ответил отец. — А дед его пьет горькую и с удовольствием выпорет — был бы повод. А может, Наташа, ты сама этот рубль потеряла? Нет?.. Тогда, конечно, оставить этот случай нельзя. Я думаю так: нужно пригласить Кузю к нам, напоить его чаем, рассказать что-либо интересное. А вместе с Кузей надо позвать еще двух-трех мальчиков.
— Ты смеешься? Чтобы я его пригласила в дом?! — возмутилась мама.
— Но мы же принимали в школе попечителя учебного округа, а он ворует куда больше.
— Да этот ваш Кузя оберет весь дом, — ужаснулась нянька.
— Ничего он, няня, у вас не возьмет. Человек идет на дурное или от безысходности, или потому, что не видал хорошего. Чуть что. мы кричим: «Надо пороть!» или «Надо отвести в полицию!». На самом-то деле нужно хоть раз согреть человеку душу.
Мама нехотя согласилась.
Пришел сначала Кузя, потом два его одноклассника. Аркадий был маленький и ожидал увидеть ужасного разбойника с кинжалом в зубах. А появился худенький мальчуган с голубыми глазами. Одно ухо в его малахае было оторвано. Старый кожушок был вытерт настолько, что почти не осталось меха, а из порванного валенка выглядывала посиневшая от мороза, давно не мытая пятка. Два других мальчика смущались, но на их лицах светилась радость, что они в гостях. А Кузя встревоженно и недобро косил прищуренными глазами. Кузю с приятелями посадили за стол, дали им по миске щей, по тарелке каши, затем налили чаю и подвинули сухарницу с баранками. Мальчики съели все, что стояло на столе. А Кузя сказал:
— Спасибочки, наконец-то наелся.
Потом отец, позвав Аркадия и Талочку, усадил их вместе с гостями и рассказывал смешные истории из своего детства, читал сказки, под конец они с мамой спели «Колокольчики мои! Цветики степные!..» и про то, как в степи замерзал ямщик. Гости, которым никто никогда не уделял внимания, оживились, весело смеялись и ушли, когда было совсем темно. А через день под своей сумочкой в классе мама обнаружила три двугривенных, пятиалтынный и пятак...
Ведя ниточку от той истории, пытаясь взглянуть на сложившуюся ситуацию глазами отца, Голиков подумал, что и Демиденко, и Актрысов, и другие подались в лес, к «зеленым», потому что не видели разницы между красными и петлюровцами. И если требовать от них, чтобы они стали настоящими красноармейцами, то прежде всего он, Голиков, должен стать заботливым командиром.
После ужина Голиков снова собрал взвод в той же избе. Бойцы сидели на лавках, на лежанке, просто на полу. Аркадию хотелось, чтобы разговор начали красноармейцы, но все ждали, что скажет взводный, курили и нетерпеливо поглядывали на него.
— Товарищи, — Аркадий с трудом выговорил это слово, — у нас теперь общая судьба. (Бойцы замерли.) В чем же я вижу свой долг как ваш командир? А в том, чтобы мы сообща победили контрреволюцию. И в том, чтобы вы все вернулись домой.