— Мы можем быть уверены, что дали им достаточно времени? — Каллум окидывает взглядом берег, усеянный тяжело дышащими, страдающими животными.
— С воды нам было лучше видно, — говорит Пит. — Абсолютно все дельфины, которых мы затаскивали в море, возвращаются назад. Некоторые дважды.
Митчелл кивает.
— Если мы подождем еще час, результат будет тем же.
Хватит. Я поворачиваюсь к сержанту:
— Вы можете попросить, чтобы люди покинули пляж? Они отлично поработали, но теперь должны предоставить всё нам.
— Я с вами. — Джейни берет молодого сержанта под руку и мягко подталкивает в сторону застывших в ожидании людей.
— Будем надеяться, что всё так просто. — Каллум следует за ними.
Пит говорит, что идет за пистолетом, и возвращается к лодке. Я остаюсь одна.
Буревестник проносится так низко, что я чувствую движение воздуха над своей головой. Неожиданное пиршество сделало птиц еще более агрессивными, чем обычно. Понимая, что тянуть бесполезно, я направляюсь к толпе, которой сержант уже сообщил, что надеяться не на что.
При моем приближении люди начинают кричать. Некоторые искренне хотят помочь и предлагают разные идеи — они действительно думают, что это не приходило мне в голову. Другие просто хотят, чтобы их голос был слышен в толпе. В висках пульсирует боль — оказывается, у меня разболелась голова, а я даже не заметила.
Поднимаю руку.
— Мне очень жаль, что все так обернулось, но вероятность подобного исхода всегда велика, — говорю я, когда все немного успокаиваются и могут меня услышать. — Приблизительно в пятидесяти процентах случаев дельфины повторно выбрасываются на берег. Никто не знает, почему они это делают, но если мы продолжим спасательную операцию, то лишь усилим их страдания. Самый гуманный выход — эвтаназия.
Я жду. Перевожу взгляд с одного потрясенного лица на другое.
Потом поворачиваюсь, и мне вслед летит поток вопросов и протестов. Молодая женщина пробегает мимо, направляясь к одному из крупных дельфинов. Солдат бросается за ней и ловит за руку. Я не останавливаюсь. Сдерживать толпу — задача военных.
Возвращаюсь к Питу, лавируя между мертвыми и умирающими дельфинами. Мы очень мало знаем о китообразных. Если не считать небольшого количества особей, содержащихся в неволе, в основном дельфинов, у нас мало возможностей для изучения. Было много разговоров об их интеллекте. Размер их мозга, как абсолютный, так и по отношению к массе тела, говорит о том, что китообразные входят в число самых умных видов на нашей планете. Они демонстрируют способности к решению задач и творческому мышлению. У них наблюдается сильная социальная привязанность, долговременные и глубокие отношения между особями, они способны сотрудничать с другими видами. Некоторые специалисты даже убеждены, что они обладают самосознанием, могут узнавать себя в зеркале и на видеозаписи. Но в действительности предстоит еще очень многое узнать. Знают ли они, что я собираюсь делать, когда я прохожу среди них, отгоняя альбатросов и набирая пригоршни воды, чтобы смочить дельфиньи носы? Мне кажется, что знают. Что, когда я иду за пистолетом, по стаду пробегает волна понимания, похожая на дрожь.
— Ты раньше кого-нибудь убивала? — Каллум держится в шаге позади меня.
После недолгих размышлений я качаю головой. Я никогда не охотилась ради развлечения. Присутствовала при умерщвлении животных, но сама никогда не нажимала на спусковой крючок. Разве что с той косаткой…
— Хочешь, это сделаю я?
Я качаю головой. Это моя обязанность.
— Тогда чем тебе помочь?
— Будешь последней линией обороны. Если сержант и его подчиненные не сумеют сдержать толпу, ты мне понадобишься.
Наконец мы добрались до Пита. У него коробка с запасными патронами. Он протягивает мне пистолет.
Гуманное умерщвление крупного млекопитающего никак не назовешь чистой, быстрой и безболезненной процедурой. Пуля разрывает плоть, ошметки которой летят во все стороны. Повсюду брызги крови, как на месте преступления, и вскоре я уже вся покрыта ею. Можно держаться подальше, чтобы не запачкаться, но это увеличит шансы, что я промахнусь. Даже при хорошем, точном выстреле — в тот день я поняла, что я хороший стрелок, — мозгу требуется какое-то время, чтобы отключиться. Животное издает тихий печальный звук, как будто чувствует, что умирает, и этот стон подхватывают остальные. Вскоре отовсюду доносится предсмертная песня дельфинов. Пит уже давно плачет. Я чувствую, как влага стекает по моим щекам, и думаю, что это тоже слезы, но когда смахиваю их ладонью, рука становится красной. По моему лицу течет кровь, а не слезы. Не сделав еще и половины работы, я вдруг понимаю, что убийство не угнетает меня. Лишь усиливает мою ярость.
Каллум внешне остается бесстрастным. Он перемещается от одного умирающего животного к другому, заслоняя меня от посторонних взглядов, но не в силах защитить от гневных слов.
Я подхожу к крупной самке и невольно вспоминаю о гринде, которую мы с папой спасли много лет назад. Теперь она должна быть совсем взрослой, в половозрелом возрасте. Та, которой я должна была дать имя, если встречу вновь.