Маленькая черная ложь

— Ну, привет, Рейчел, — шепчу я за секунду до того, как выстрелить ей в голову.

9

Рейчел обвинили в невыполнении обязанностей в отношении ребенка. Вероятно, оставить двух непоседливых детей одних в машине на пятнадцать минут на вершине скалы не квалифицируется как убийство. Когда начался суд (судья специально прилетел из Великобритании), она была на шестом месяце беременности. Рейчел признала себя виновной, и ее приговорили к двенадцати месяцам тюрьмы, но освободили от наказания, учитывая беременность и двух маленьких детей. И на два года лишили водительских прав. Если у вас доброе сердце, вы, наверное, скажете, что чувство вины, с которым ей придется жить, — достаточное наказание.

Через неделю после вынесения приговора Бен внимательно посмотрел на меня, понял, что происходящее с моими психикой и телом — не просто горе, и уложил в больницу. Я подхватила инфекцию — вероятно, результат четырех месяцев страданий и полного пренебрежения собой. Я выжила, а мой сын — нет. Он родился мертвым, на три недели раньше срока. Когда я взяла его на руки, первый и единственный раз (его тело было еще теплым от моего тела), то услышала — я могу в этом поклясться — резкий звенящий звук, как от лопнувшей гитарной струны. И поняла, что это оборвалась единственная нить, связывавшая меня с жизнью. Я казалась себе потерпевшим крушение судном.

Все, что произошло потом, было абсолютно предсказуемо. Через полтора года Бен в целом примирился с утратой. Он был еще молод — всего тридцать семь — и гораздо сильнее меня, но не знал, что делать с женой, превратившейся в бездушный автомат. Да, я заставляла себя каждый день тащиться на работу и довольно сносно исполнять свои обязанности. Умудрялась удерживать дом от полного запустения. Покупала еду и готовила ее. Выводила на прогулки и кормила Куини. А иногда обнимала ее, когда мне нужно было вспомнить, что тело должно быть теплым, а сердце — биться. Я даже позволяла Бену заниматься со мной сексом, когда чувствовала, что ему нужна физическая близость. И старалась не вздрагивать, чувствуя, как его ладони скользят по моему телу. Но женщины, на которой он женился, здесь больше не было, и ни он, ни я не знали, где ее искать. Когда Бен сказал, что съезжает, что будет жить с молодой женщиной, рентгенологом из больницы, я совсем не удивилась. Честно говоря, для меня это стало облегчением — можно не пытаться делать вид, что все нормально, когда он рядом. Я едва заметила его отсутствие в доме. Меньше стирала, меньше ела, не разговаривала ни с кем, кто не имел отношения к работе. В тот день, когда стало известно, что у Бена родился сын, я рыдала так долго и громко, что Куини сбежала из дома. После этого женщина, в которую я превратилась, снова стала притворяться, что всё в порядке.

* * *

Никто не уходит с пляжа. Даже пирожные, новорожденные ягнята и пингвин, исполняющий цирковые трюки, не заставили людей пойти вместе с тетей Джейни на другую сторону острова, а она не оставляет меня наедине с враждебной толпой. Они стоят и смотрят, кричат «позор» и фотографируют, как я перехожу от одного животного к другому.

— Убийца! — кричат они каждый раз, когда я прицеливаюсь и посылаю пулю в мозг существа, которое гораздо благороднее, красивее и больше заслуживает места на земле, чем я.

Я не смотрю вперед и не оглядываюсь — просто продолжаю идти, приближаюсь к следующей жертве, прицеливаюсь и стреляю. Убиваю снова и снова, и задолго до того, как начинает смеркаться, у меня не остается сомнений, что я превратилась в ту, кем они меня считают. В убийцу.

Останавливаюсь я только один раз. Во второй половине дня, когда около тридцати дельфинов еще живы и страдают. Останавливаюсь, потому что группа вновь прибывших людей обходит солдат и направляется прямо ко мне. Я так поглощена своим жестоким занятием, что не замечаю их присутствия, пока меня не окликают по имени.

Я поворачиваюсь, но мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя — пока рассеется черный туман, сгустившийся в голове с того момента, как я начала убивать. Каллума нет рядом. Время от времени он останавливается, чтобы убедиться, что дельфины, в которых я стреляла, действительно мертвы. Он в двух метрах от меня, присел на корточки рядом с молодой самкой.

Семь человек. Все местные, но имен я сразу вспомнить не могу. Потом узнаю Джемму Браун. Тело ее сына я видела на «Эндеворе» несколько часов назад.

— Нам нужно знать, что вы видели на затонувшем корабле ночью, — ко мне обращается мужчина, скорее всего, ее муж, отец Джимми.

— Поговорите с Бобом Стопфордом, парни. — Каллум подходит ближе. Они не обращают на него внимания.

— Мы просто хотим знать, что вы видели. Кто это был. Мы не просим слишком многого. — Другой мужчина, похожий на первого, наверное, его брат, дядя мальчика. Да, они просят немного, но как мне сказать этим людям, что труп, который я видела, невозможно опознать? Что маленького мальчика, которого они любили, больше нет?