И будто в подтверждение моих мыслей прямо передо мной проносится птица. Это альбатрос. Огромная и сильная птица, которую даже здесь редко видят над сушей, и я вдруг вспоминаю любимую поэму Рейчел.
Старый Мореход во время долгого плавания в суровых южных морях убивает альбатроса — жестоко и беспричинно. Мертвая птица на шее главного героя символизирует чувство вины и скорбь, которые мучают старика.
Иногда мне кажется, что у каждого из нас на шее висит альбатрос.
Живая, дышащая птица надо мной находит воздушное течение и взмывает ввысь, затем разворачивается и летит к морю. Я смотрю на нее, пока она не превращается в точку, неразличимую среди облаков.
Прости, любовь моя, но уже слишком поздно. Сегодня я уеду и больше не вернусь. Но со мной пойдешь не ты. Рейчел.
День четвертый
Четверг, 3 ноября, 15.45
13
Пора. Статья на первой странице «Дейли миррор» — сентиментальная, невежественная чушь с моей нелепой фотографией на пляже Спидвелла — служит необходимым предлогом.
Никто не пытается меня остановить, когда я говорю, что ухожу домой. Все думают, что я расстроена и хочу немного побыть одна.
А мне кажется, что такой спокойной я не была никогда в жизни.
Суматоха в офисе тем не менее добавила серьезную проблему. У меня не было времени позвонить. Придется импровизировать. На улице я оказываюсь в каких-то странных сумерках, как будто на мир упала зловещая тень, предвещающая беду. На мгновение меня охватывает страх. Потом я вспоминаю о солнечном затмении. Подняв голову, как это делают окружающие, вижу луну, пожирающую солнце.
Я не суеверна, но это кажется мне абсолютно уместным.
Трогаясь с места, я включаю фары. Мимо проносятся дома, магазины и офисы Стэнли. Дорога идет в гору. Я направляюсь за город.
Кто-то пытается меня остановить. Я вижу силуэт, знакомые глаза, но уже слишком поздно. Слишком поздно останавливать машину, вступать в разговор, быть нормальным человеком. Я не нормальный человек. Я убийца. Чудовище. Благодаря фотографии на первой странице общенациональной британской газеты весь мир узнал, кто я.
Но, черт возьми, они не знают и половины всего.
Я еду быстрее, чем следовало бы при таком освещении, но эта дорога всегда свободна. За поворотом виднеется белый дом с синей крышей. Дом Рейчел.
На дороге кто-то стоит. Ребенок. У меня мелькает мысль, что это Арчи Уэст снова материализовался из кустов у дороги и что его появление означает окончательное погружение в безумие. Затем в голове проясняется, и я вижу, что это не Арчи. И не один из моих мальчиков. Малыш худее, чем Арчи, и, наверное, чуть ниже; у него светлые волосы и яркие синие глаза. И он более материален, чем эфемерные осколки поврежденного разума, которые преследовали меня эти три года.
Этот ребенок похож на Рейчел. Питер. Питер Гримвуд, ее младший сын. Возможность, о которой я не просила даже в самых мрачных мечтах.
Он стоит посреди дороги, смотрит на меня, а я несусь прямо на него. Он совершенно неподвижен. Просто стоит и смотрит. Без страха.
Насколько проще было бы забрать с собой ребенка вместо взрослого! Лишиться сына было бы для Рейчел мучительнее, чем лишиться жизни. Идеальная месть.
Я изо всех сил давлю на педаль тормоза, и машина идет юзом, затем останавливается. Питер всего в футе от меня. Он не может быть один.
И все же он один. Машина Рейчел стоит на подъездной дорожке, но поблизости не видно ни ее самой, ни двух старших мальчиков, которые к этому времени должны были уже вернуться из школы. Я опускаю стекло и прислушиваюсь.
Ничего, кроме криков поморников и ворчания океана. И бешеного стука двух сердец.
Не глуша мотор, я выхожу из машины, уверенная, что малыш повернется и убежит, пытаясь укрыться в безопасности своего сада. Но он не двигается. Продолжает пристально смотреть. На секунду мне кажется, что его испугало зрелище исчезающего солнца и внезапное погружение яркого мира в темноту, но нет. Он смотрит на меня. Он ни разу в жизни меня не видел, но эти синие, как колокольчики, глаза словно знают меня. Или у меня появилась способность к гипнозу. Как у змеи.
Чары не развеиваются. Питер не шевелится. Я тоже.
Часть II
Каллум