И мы приехали на Хогманай, шотландский Новый год. Поезд дальнего следования прибыл во вторник в половине седьмого утра, и Бен встречал нас на вокзале. Потом были пять дней в городе, который казался высеченным из черного льда. Мы были ослеплены Эдинбургом, величественным и вечным, как окружающие его горы. Уроженцы мест, где, если ты хочешь, чтобы твой дом выдержал проверку временем, нужно снабдить его прочной железной кровлей, мы были очарованы замком и жилыми домами, башнями и церквями, широкими колоннадами и лестницами, мощеными дорогами, барами в подвалах и напоминавшем о доме небом над городом, который так отличался от всего, что мы знали раньше
Новогодняя стужа вытягивала воздух из легких и обжигала кончики пальцев, но крепкий янтарный напиток, который мы пили, разливался теплом до самых ног. Пять дней мы почти не отдыхали. И, наверное, ни одного часа не оставались трезвыми. Но мы обе не спали на полу — по крайней мере, после первой ночи. Именно во время этого путешествия Бен и Кэтрин стали встречаться.
Оставив своего фыркающего и бьющего копытом жеребца, я прокрадываюсь к задней части трейлера и выглядываю наружу. Бен стоит рядом с машиной «Скорой помощи» и разговаривает с парамедиком[29]
.Мне кажется, что людей, которых мы любим, можно разделить на две категории. Во-первых, те, о ком мы обязаны заботиться, кто связан с нами кровными узами или брачными узами других людей. А еще есть люди, настолько близкие по духу, что их просто невозможно не любить. Одно их присутствие поднимает настроение, приглаживает взъерошенные перья и ставит на место пошатнувшийся мир.
За всю свою жизнь я так любила всего двух человек. Двух человек, которых просто не могла не любить. Разумеется, это моя лучшая подруга Кэтрин, родная душа.
И мужчина, за которого она вышла замуж.
28
Пять дней в Эдинбурге превратились в пять ночей физической и душевной пытки. Лежа в спальном мешке на засаленном ковре в гостиной, я мечтала о руках Бена, о тепле его кожи, о его пальцах, скользящих по моему телу, а всего в нескольких ярдах от меня для Кэтрин все это было реальностью. Я говорила себе, что это не продлится долго, что однажды он снова будет свободен, что в следующий раз он будет мудрее, — но все оставалось неизменным. Они были вместе все три университетских года, и к концу последнего семестра на пальце у Кэтрин появилось кольцо.
Когда она вернулась домой, устроилась на работу в Фолклендский фонд дикой природы и стала готовиться к свадьбе, я просто не смогла последовать за ней. Вернулась только к свадьбе, больше года спустя — и проплакала весь день. К счастью, все думали, что это просто сентиментальность. Я всегда была плаксой. После свадьбы я решила остаться. Казалось, хуже быть не может.
Кроме того, на островах появился новый молодой человек, голландец по имени Сандер, приехавший на работу в канцелярию губернатора. Он явно питал слабость к женщинам, а на свадьбе взгляд его влажных голубых глаз неотступно следовал за мной. Интересно, знал ли он, что эти слезы настоящие? Что мое сердце под бледно-золотистым шелком разорвано в клочья? Если и знал, то ни разу этого не выдал.
Мысли о Сандере немного успокоили. Так бывает всегда. Я не люблю мужа — и не уверена, что когда-нибудь любила, — но в его присутствии становлюсь лучше, сильнее.
Я собираю упряжь, выслушиваю наметки плана под названием «Собраться утром, если в этом будет необходимость». Затем все возвращаются в Стэнли. Мне очень хочется снова увидеть Бена, и я уезжаю последней, когда на ферме остаются только полицейские машины и арендованные автомобили семьи пропавшего мальчика.
За несколько ярдов от пересечения дороги с каменной осыпью замечаю старенький зеленый «Рейнджровер», двигающийся навстречу. Он останавливается, пропуская меня. Я поднимаю руку, чтобы поблагодарить возвращающегося домой Джорджа Баррела, и тот машет в ответ.
Теперь я на дороге одна, и мне приходит в голову, что в это время Питера пора укладывать спать.
Что-то впивается мне в зад, и я вспоминаю, что в кармане у меня анонимная записка. Нужно кому-то о ней рассказать, хотя бы Сандеру. Но я не могу этого сделать, не признавшись, что каждый день надолго оставляю младшего сына одного. Когда он засыпает днем, я иду на свое место на скале над пляжем или принимаю таблетки, которые врач выписал мне от бессонницы. Питер часто просыпается раньше меня или до того, как я возвращаюсь с пляжа, но он не может сам выбраться из кроватки. Он в полной безопасности.
Я подъезжаю к развилке дорог, ведущих из Стэнли — левая ведет к Дарвину, Гуз-Грин и аэропорту, а правая (по которой я возвращаюсь в город) к Эстансии. С запада к развилке приближается другая машина, причем водитель прибавляет скорость, как будто полон решимости меня опередить. Я притормаживаю, пропуская светлый «Лендровер», но успеваю увидеть три буквы номерного знака, SNR, и почему-то вспоминаю о курумнике.