Целый час девушка в полной темноте просидела на кровати, обняв колени, слушая стук и слова, что конюх кричал ей, приклеившись носом к стеклу: «Матильда, прости! Душечка! Никогда, даю слово, больше никогда этого не произойдет!», «Звездочка моя, открой, я замерз! Хочешь, чтобы я умер?»… Слезы капали на ночную сорочку, но Тильда была непреклонна. Стоило кинуть взгляд на лицо, что маячило с другой стороны окна, как в памяти всплывала картина переплетенных ног на сеновале…
Спустя какое-то время все стихло. Тильда поднялась с постели, улыбнулась, умылась, переоделась и с чувством полного удовлетворения легла досматривать сон. И снился ей Теодор, пытающийся влезть в окно со своим главным орудием труда — вилами.
Когда-то герцог Верджил Эррол, отец Дункана, восстанавливая старое родовое гнездо, распорядился отвести второй этаж южного крыла под господские апартаменты. Длинный коридор — четыре двери. Покои его светлости, комнаты герцогини, детская и кабинет. Леди Марибет, молодая жена и хозяйка замка Шгрив, ничего не объясняя, настояла на том, чтобы убрали смежные двери между комнатами супругов. Отец тогда не стал спорить с беременной женщиной, а просто, возможно из принципа, оставил ее спальню в состоянии «вечного ремонта». Таким образом, Мари была поставлена перед выбором: переселиться к мужу или… Вот это «или» Верджил категорически отмел. С тех пор они ни одной ночи не провели порознь, за исключением отсутствия хозяина в замке по тем или иным причинам.
Маленький Дункан иногда наблюдал за спектаклем, который разыгрывали друг перед другом его родители. Лорд Эррол, бывало, вооруженный большим букетом цветов, подходил к супружеским покоям, коротко стучал и, открывая дверь, заявлял: «Ваша светлость, я к Вам с визитом!», а ему в ответ кокетливое: «Я сегодня не принимаю!». «Не принимаете где? В гостиной? Спальне? Гардеробной? Есть еще ванная. Уж уточните, будьте любезны», — ухмылялся отец, закрывая за собой дверь. Слышался матушкин заливистый смех, а малыш искренне не понимал, почему мама принимает «визитеров» в ванной? Для этого есть зал приемов! Или папин кабинет…
Лорд Дункан, сидя за столом своего рабочего кабинета, окунулся в воспоминания двадцатипятилетней давности. Тогда родители были молоды и красивы. В семье царила нежность и гармония. Крепость, которую никто и ничто, казалось, не сможет разрушить, ведь царили в ней любовь, взаимопонимание и уважение, а двери были открыты для добра и счастья…
…Они умерли друг за другом, подряд, с интервалом в несколько месяцев. Верджил вослед за Марибет (это была темная история), которая погибла, упав во время прогулки с лошади. Они умерли нелепо, слишком рано, слишком некстати…
Четырнадцатилетний подросток долго бы еще отходил от всех этих похорон, поминок, ношения гробов, разговоров с могильщиками — народом беззастенчивым и алчным, плохо скрывающимся за тонкой маской сочувствия, привыкшим и к чужой смерти, и к чужому горю, и точно знающим цену этого горя. И если бы не герцог Терранс Бреун, отец Ирвина и Ивонессы, который взял под опеку молодого лорда…
Крепость… С недавних пор Дункан чувствовал что-то неуловимо-тревожное в воздухе родного замка. А еще приходили сны. Всегда надрывно-щемящие, колющие, терзающие и рвущие память — и тем пасмурнее казался наступавший день, тем угрюмей становился он сам и к вечеру все более страшился повторения сна.
Громкий вскрик из-за стены разбудил Юлию среди ночи. Спихнув с себя спящего Марса, девушка поднялась с постели, зажгла свечу и как была, босиком и в тонкой ночной сорочке, выскочила в коридор. Двери покоев мужа были не заперты. Громкое хриплое дыхание мужа доносилось из открытой спальни. Подойдя к кровати, поставила подсвечник на маленький столик и, наклонившись над спящим, невесомо коснулась ладонью его лба. Холодный и влажный. Его светлость, тяжело дыша, раскинулся на ложе, высоко запрокинув голову. Наволочка была мокрая от пота, а одеяло и сбившаяся простыня скомкана и прижата ногами. Метнувшись в ванную комнату, Лия схватила полотенце и, намочив один край водой из кувшина, вернулась к Дункану. Стараясь делать как можно нежнее, обтерла его лоб, шею, грудь…
— Юлия? — удивленно просипел мужчина, открыв глаза.
— Вы кричали, — проводя по его плечам влажной тканью, невозмутимо ответила девушка.
Эррол лежал, боясь пошевелиться, наблюдая за хлопотами жены. А та, приободренная тем, что ее не остановили в порыве поухаживать за супругом, совсем осмелела.
— Приподнимите голову, — попросила, аккуратно выдергивая из-под него мокрую от пота подушку. — Что с вами было? — сухая заняла место под головой герцога.
— Дурной сон, милая.
— Не хотите говорить правду? — взявшись за одеяло, попыталась выдернуть его из ножного захвата.
— Не хочу… Ну, вот что ты делаешь? — улыбнулся, глядя, как возмущенно подпрыгивают папильотки на ее волосах, когда она влезла к нему на кровать и, пыхтя, стала тянуть это самое одеяло на себя.
— Так поднимите ноги! Вы же тяжелый! Не видите, девушка мучается?